|
[57] Впрочем, Тетенс использовал его лишь в качестве удобной, но далеко не окончательной схемы. [58] В «Общей теории мышления и ощущения» Эберхард писал, что Хатчесон и Хоум «остановились на полпути в объяснении явлений внутреннего чувства», «так же как Рид в объяснении внешних чувств в Inquiry on human mind on the principles of сommon sense» (236: 187 – 188). [59] Такой определенности не найти даже у Вольфа, изобретателя психологической редукции. Правда, из «Общей теории» Эберхарда может возникнуть ощущение, что он связывает идею редукции или выведения способностей не столько с Вольфом, сколько с теориями моральных философов (см. 236: 11 – 12). Недоразумение было устранено в анонимно вышедшем в 1794 году под контролем Эберхарда первом томе «Опыта истории успехов немецкой философии с конца предыдущего столетия до наших дней» (Versuch einer Geschichte der Fortschritte der Philosophie in Deutschland vom Ende des vorigen Jahrhunderts bis auf gegenw?rtige Zeit, 1794 – 1799) В. Л. Г. Эберштейна. Здесь сказано, что именно Вольф, «показав, как из представляющей силы души можно объяснить все ее действия, тем самым придал психологии научную форму» (239: 1, 152). [60] Эберхард считает, что до Декарта философия вообще «не знала о совершенной нематериальности ни души, ни вообще какого-либо духа, даже всесовершеннейшего» (236: 20). Иными словами, в ней не было строгого понятия непротяженности и единства души. Поэтому и происходило «не очень философское умножение душевных сил», как, например, у неоплатоников с их семью силами души и у Хрисиппа – с девятью (ibid.). Такой взгляд на роль Декарта в истории учения о душе был достаточно типичен для философии XVIII века. [61] Еще один важный аспект соотношения мышления и ощущения, с точки зрения Эберхарда, состоит том, что хотя всякое представление аффицирует душу, но поскольку в ощущении таких представлений больше, их воздействие намного сильнее, чем у мыслей: «всякое ощущение связано с желанием о отвращением» (236: 123). Не проясняя основания представлений, ощущение, однако, не позволяет познавать сущность вещей (90). Мышление же представляет вещи, как они есть (108 – 109). [62] Тем не менее, в изложении Эберхарда этот переход выглядит резковатым. Он словно считает их сугубо альтернативными формами существования души. Более взвешенную позицию в этом вопросе занимал И. Г. Зульцер. Еще в 1770 году он опубликовал статью «Замечания по поводу различного состояния, в котором находится душа при применении своих главных способностей, а именно способности представления и способности ощущения» (Anmerkungen ?ber den verschiedenen Zustand, worin sich die Seele bei Aus?bung ihrer Hauptverm?gen, n?mlich des Verm?gens, sich etwas vorzustellen, und des Verm?gens zu empfinden, befindet), вошедшую позже в состав сборника «Философские сочинения на разные темы» (Vermischte philosophische Schriften, 1773). В этой статье, как видно уже из названия, рассматриваются сходные с эберхардовскими проблемы. Зульцер тоже описывает «состояние размышления» как концентрацию на чем-то одном (450: 229) и утверждает, что ему «прямо противоположно состояние ощущения». При размышлении предмет внешен, при ощущении же «человек ощущает не предмет, а самого себя» (ibid.). Важно, однако, что Зульцер выдвигал идею некого промежуточного состояния между ощущением и мышлением. Он называет его «созерцанием» (Betrachtung, contemplatio). В этом состоянии и мысли не глубоки, и впечатления не сильны, зато присутствует и то, и другое (237 – 238). — 373 —
|