|
[164] С наибольшей ясностью новые тезисы Канта изложены в «Размышлении 6311», озаглавленном «Опровержение проблематического идеализма». Затруднение, правда, в том, что сохранившийся к моменту подготовки Академического издания текст записан рукой Кизеветтера, хотя на том же листе есть и другой набросок (R 6312), сделанный уже Кантом. Речь в первом случае, видимо, идет о неком подобии лекционной записи, впрочем, весьма корректной, о чем говорит полное соответствие изложенных идей фрагменту наброска «Против (материального) идеализма» (R 5653), который был создан Кантом примерно в то же время, когда Кизеветтер записал «Опровержение проблематического идеализма». Так что невозможно согласиться с Э. Адикесом (Adickes, 1928), считавшим, что этот набросок «не восходит к Канту» и в лучшем случае неточно суммирует беседу Кизеветтера с ним, а возможно и вовсе скомпилирован Кизеветтером на основе идей второго издания «Критики чистого разума» (см. АА 18, 608 – 609, Anm.). Адикес не придает внимания новым мотивам в опровержении идеализма, появившимся у Канта в 1790 году. Он считает, что никакого прогресса по сравнению со вторым изданием «Критики» не наблюдается (АА 18, 610, Anm.). Мы увидим, однако, что можно говорить не только о прогрессе, но и о настоящем повороте в трактовке проблемы идеализма, произошедшем у Канта в это время. [165] В середине 90-х годов Кант, правда, вновь обратился к проблеме идеализма, подробно обсуждая ее в лекциях по рациональной психологии курса «Метафизика К2». Может даже показаться, что здесь нас ожидает новый разворот проблемы, так как Кант опять говорит о неопровержимости эгоизма и идеализма (AA 28, 770). На деле, однако, в этом месте он просто рассуждает с позиции идеализма, а затем предлагает его критику, проводимую в духе модифицированного более поздними идеями «опровержения» из второго издания «Критики» (АА 28, 770 – 773). Как и в набросках 90-х годов, Кант доказывает здесь существование внешних предметов как вещей самих по себе, или, как он здесь их называет, «интеллигибилий» (АА 28, 772). В самые последние годы жизни Кант, конечно, тоже касался вопросов об идеализме. Но его позиция в «Opus postumum» с трудом поддается однозначному определению. О специфике этой работы – см. статью С. А. Чернова (70, 686 – 716). [166] Это принципиальное различие прочувствовал один из «главных кантианцев» Л. Г. Якоб. С одной стороны, он смело ввел первую часть антиидеалистического аргумента Канта в «Очерк опытного учения о душе»: «Поскольку же представления о внешних чувственных предметах в пространстве вовсе невозможны без чего-то постоянного; но это постоянное не есть ни наша душа (поскольку она нам является), ни какое-либо представление (поскольку все они сменяются); стало быть, это постоянное в пространстве есть нечто отличное от нас и наших представлений, и оно производит в нашей душе представления по закону причинности, т. е. посредством физического влияния» (306: 36). Это Якоб говорит в § 53. С другой стороны, в предыдущем, 52 параграфе, он утверждает, что оценка «идеалистического мнения» выходит за рамки эмпирической психологии и должна быть дана в метафизике (35). И его нельзя обвинить в противоречии. — 386 —
|