|
Впрочем, если экспериментальная психология по крайней мере набирала вес в восемнадцатом столетии, то пневматология, напротив, неуклонно теряла его. Весь XVIII век прошел под знаком оживленных дискуссий о сущности души и ее отношении к телу. Особенно впечатляющие усилия были затрачены на доказательство ее нематериальности. Наиболее убедительные из этих доказательств апеллировали к непосредственно осознаваемому тождеству Я в многообразии представлений, которое оказалось очень трудно объяснить действием материальных факторов. Но для придания решающего веса этой аргументации надо было показать активность этого Я. Однако это оказалось невозможно – из-за неуловимости последней. Из этого следовало, что Я как единство сознания нельзя смешивать с душой как субстанцией и, соответственно, из тождества Я в мире феноменов делать вывод о ее сохранении вне этого мира. Негативным оказался и результат споров о психофизическом соответствии. Понять, как оно происходит, невозможно, его можно лишь констатировать – к такому выводу приходило большинство авторов. Не принесло значительных результатов и обсуждение вопроса о сущностном различии человеческих и животных душ. Похожий итог имели и дискуссии о бессмертии души. Решающий удар по пневматологии нанес Кант, очень точно отразивший дух времени. Значительным, однако, был и позитивный вклад Канта в философскую психологию, а именно в разработку ее аналитической части. Он представил хорошо продуманные концепции чувства, рассудка, разума и вкуса. Вообще, XVIII век был богат на подобные учения. Достаточно вспомнить теории моральных и эстетических чувств Хатчесона, Смита, Зульцера и Колыванова, концепции ощущения Кондильяка и памяти – Бонне, учение Юма о воображении и привычке, теории восприятия Тетенса и Рида, учения об ассоциации Гартли и Мааса, концепции рассудка Вольфа и Мейера, учение Реймаруса об инстинктах и т. д. Был сделан мощный рывок вперед, и многие из упомянутых теорий выдержали проверку двух последующих столетий истории философии и психологии. Что же касается общих представлений о структуре душевной жизни, то в этой области наблюдалось заметное оживление. Французские философы акцентировали внимание на внешних факторах, влияющих на психическую организацию человека. Британские мыслители эволюционировали в сторону учения о человеке как существе, наделенном множеством изначальных диспозиций и склонностей. Эта идея проникла и в немецкую философию. Ее внедрение нанесло сильный удар по вольфианской картине душевной жизни, в которой доминировали унифицирующие моменты. — 360 —
|