|
М
ногое из того, что говорил раввин Арье Каплан, осуществлено в последних переводах книг Ветхого Завета в серии: «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского».
Ответственный редактор серии и переводчик Книги Бытие М.Г. Селезнев пишет «Принципиальная особенность наших переводов – ориентация на современную литературную норму. Мы убеждены, что русский язык способен выразить все стилистическое и смысловое многообразие библейского текста и переводчику нет нужды прибегать к неуклюжим буквализмам» .
Стремление к тому, чтобы сделать перевод – ясным и читабельным, у переводчиков заявленной Серии – то же, что у раввина Каплана, однако р. Каплан в своей работе стоит на твердом основании, которое он обозначает уже в названии своего перевода: «традиционные еврейские источники». Переводчики Серии «Ветхий Завет» стремятся сделать каждую библейскую книгу в переводе живой, хотят избегать неуклюжих буквализмов, в этом их новаторство. Но на чем оно основано? Разве «ориентации на современную литературную норму» это основание для перевода древней священной Книги? Ответ: «Там, где еврейский текст неясен или явно испорчен, мы стараемся следовать наиболее авторитетным и надежным реконструкциям современной ветхозаветной текстологии» (там же; выделено нами – Е.А.). С таким подходом раввин Каплан никогда бы не согласился, и в этом он прав: никакие открытия современной науки не затрагивают основ богословской традиции. Ни текстология, ни ориентация на современную литературную норму не помогут, к примеру, отличить, что является идиомой, а что сказано буквально.
Раввин Арье Каплан адресует свой труд «миллионам евреев» с молитвой об «окончательном избавлении» (Живая Тора, с. 7). Это – честная позиция. Переводчики серии «Ветхий Завет. Перевод с древнееврейского» – адресуют свой труд всякому читающему по-русски и принципиально умалчивают о том, какому вероучению они прилежны. Однако уже в названии Серии видно, чего хотят авторы переводов отдельных книг: они хотят, чтобы мы как само собой разумеющееся приняли их убеждение, что «древнееврейский» текст есть оригинальный текст «Ветхого Завета».
Всю серию, по заявлению М. Селезнева, отличает «обращение непосредственно к древнему подлиннику» (Ветхий Завет... Книга Бытия, с. 3). Подлиннику чего? Ветхого Завета? Какая же «текстология» дает основания говорить о «древнем подлиннике» Ветхого Завета? И что перевод LXX точно не близок «древнему подлиннику», это кажется для М. Селезнева очевидным: Синодальный перевод ветхозаветных книг нехорош, по его мнению, тем, что «причудливым образом сочетает чтения еврейской, греческой и славянской традиций» (там же). Различать традиции было бы делом полезным для того, чтобы разобраться в причудливом их сочетании, однако переводчики Серии с первой строки декларируют, что древнееврейский текст есть подлинник.
По внешнему виду переводы серии напоминают перевод раввина Каплана: текст и примечания внизу страницы. Различие, разумеется, в том, что р. Каплан через примечания приобщает читателя к иудейской мудрости, а переводчики серии дают примечания от науки (история и филология), редко из иудейской или христианской традиции. Как-то видится за этой внешней формой, что сначала нам дают текст с примечаниями, а затем предлагают, уже без примечаний, заменить путанный Синодальный перевод ветхозаветных книг – таким вот ясным и общедоступным, без славянизмов и буквализмов. И воцарится гармония: богослужение переводится на русский язык, а Ветхий Завет – целиком из Масоры. Стиль библейской речи и язык православного богослужения окончательно уйдут в прошлое.
Язык православного богослужения – тема актуальная. В Москве существует институт (Библейско-Богословский Институт святого апостола Андрея), который ставит себе целью внедрение русского языка в православном богослужении. В программном документе института читаем:
«К сожалению, следует отметить, что к углубленному изучению Библии и достижениям современной (главным образом западной) библеистики в русском православии традиционно относятся подозрительно или с открытым неприятием. Конечно, речь идет о малообразованных священниках и мирянах, но их всегда было большинство и, увы, активное большинство, пользующееся большим влиянием. Так было в 19 веке, когда с огромным трудом пробивал себе дорогу первый русский перевод Библии. Само чтение Библии на русском языке казалось кощунственным. Желающим предлагалось изучить мертвый церковнославянский язык. Как не вспомнить здесь современный запрет на перевод церковной службы на понятный верующим язык!»
— 7 —
|