Язык Откровения и перевод

Откровение есть целое. Существует единый символический язык Св. Писания, его можно разыскивать в различных текстах на древних языках. Главная трудность возникает не от различия языков и вариативности текстов, а оттого, что
символический язык христианства – один, иудаизма – другой, но именно внутри иудаизма сохранялся текст Ветхого Завета на языке оригинала.

Книги Ветхого Завета имеют единый конечный богословский смысл. В христианстве – это положение, что Иисус – Христос (Мессия), в иудаизме – что Иисус не был Мессия. Текстология и литературная критика имеют дело с текстами безотносительно к этому конечному богословскому содержанию. Можно сказать, что обе научные дисциплины не хотят иметь дело с содержанием библейских книг, но должны проводить различение между текстами по их достоинству, то есть предпочитать одно текстуальное свидетельство другому.
Наука пыталась выработать некоторые правила, как разбираться в расходящихся по смыслу текстуальных свидетельствах. Если обозреть эти правила научной деятельности и их собственную же научную критику, то выводы будут весьма поучительны, а финал тот же самый – просвещенное неведение первооснов.

И

сходная ситуация для оценки чтений состоит в том, что сначала собираются разночтения, они сравниваются с Масоретским текстом. Затем эти чтения оцениваются. «Большинство ученых исходят из существования лишь одного определяющего произведения как основы для текстологического исследования, а потому пытаются реконструировать его компоненты» (Э. Тов, там же, с. 279, 280). В условиях такой практической работы были выделены различные правила, как предпочесть одно чтение другому. Эти правила называют также «текстологические принципы» или «критерии», их подразделяют на внешние и внутренние, их мы и перечислим.

Внешние критерии. а) Различный статус источников. Например, вариант, который содержится в Септуагинте, следует предпочесть тому, который содержится в его дочернем переводе. На это возражают, что для оценки отдельного свидетельства такой критерий недостаточен: «нет ни одной рукописи Септуагинты, которая практически не содержала бы плохих чтений» (де Лагард).
б) При прочих равных условиях следует предпочесть чтение Масоретского текста. На это возражают, что хотя «чтения Масоретского текста в целом предпочтительнее содержащихся в других текстах, эта статистическая информация не должна влиять на суждения о конкретных чтениях. Кроме того, Масоретский текст не более надежный источник для всей совокупности книг Библии, чем Септуагинта или некоторые кумранские тексты» (Э. Тов).
в) Широко засвидетельствованные чтения. Например, если какая-либо форма текста содержится в одной традиции (скажем, в сирийском переводе, или Вульгате), возникает меньше желания считать ее оригинальной, чем если бы она встречалась в нескольких традициях (Бартелеми). На это правило приводят другое правило: «Рукописи следуют оценивать по их достоинству, а не по количеству». Многие рукописи могли быть переписаны с одного и того же источника (Гошен-Готтштейн). «Редкие и малочисленные чтения часто предпочтительнее, чем широко засвидетельствованные варианты. Текстология не следует демократическим принципам» (Тов).
г) Возраст текстуального свидетельства. Более древние свидетельства часто предпочитают более поздним. По этой причине иногда отказываются от Масоретского текста как от «самой молодой и самой плохой формы библейского текста» (Nyberg). На это возражают, что практика передачи текстов могла быть в древности более небрежной, чем в позднее время. Известно, что переписчики некоторых текстов, найденных в Кумране, модернизировали и изменяли орфографию и содержание текста.
Внутренние критерии. а) Предпочтение должно отдаваться более трудному чтению. Это правило отсылает нас к ситуации, когда чтения непонятные для переписчика заменялись на более простые. На это возражают, что ошибка переписчика часто и создает «трудное чтение». Также и квалификация чтения как «простого» или «трудного» зависит от понимание контекста современным ученым и его способностью схватить смысл.
б) Предпочтение должно отдаваться более краткому чтению. Переписчики иногда действительно расширяли текст ради того, чтобы прояснить его смысл. То, что мы обозначаем при переводе в скобках, писали без скобок. На это возражают, что это правило не охватывает пропусков, сделанных при переписывании. Оба сформулированные выше правила: о том, что предпочтение отдается более трудному чтению и более краткому чтению, – применимы лишь к небольшому проценту чтений, нуждающихся в оценке, однако из-за своей логической убедительности именно они часто упоминаются в руководствах по текстологии.
в) Согласование с параллельными местами. Также это явление называют гармонизацией. Древние редакторы или писцы приспосабливали текст одного фрагмента к тексту другого, сходного по содержанию (например, из трех древнейших рукописей Септуагинты наибольшей гармонизацией отличается Александрийский кодекс). Правило требует, чтобы мы учитывали гармонизацию как постоянную тенденцию в переписывании рукописей и доискивались бы до чтений, которые не содержат гармонизации. Такое требование справедливо, однако оно лишь частный случай правила «предпочитать трудное чтение легкому», которое не универсально.
г) Интерпретирующее изменение. Переписчики могут редактировать тест; интерпретирующее изменение происходит, когда переписчик полагает, что «лежащий перед ним текст должен быть изменен или расширен, чтобы соответствовать определенным взглядам, прежде всего богословским» (Бартелеми). Сказанное также относится к переводу: переводчик может ставить себе задачу переводить лежащий перед ним текст слово в слово без обязательного понимания смысла, но он также может считать, что этот текст должен быть изменен. Ясно, что предпочтение должно отдать тексту, который не подвергся изменению. Однако, каковы были «богословские взгляды» переписчика или переводчика, когда он изменял текст, мы в точности знать не можем, следовательно, и это правило не годится в качестве общего принципа (Тов).