|
Несколько забегая вперед (хотя и не выходя за пределы знакомых всем и каждому социальных реалий), остановимся на специфике самих процедур моделирования. Помимо знаковых и символических моделей и структур, образующих основания древних и современных культурных традиций, в ХХ ст. все большее значение приобретает имитационное моделирование. Последнее в качестве симуляции1 лежит в основе производства симулякров — призраков реального, миметических копий действительности, “реального без истоков и реальности: гиперреального. Симуляция настолько широкомасштабна, что она заставляет совпасть все реальное с моделями симуляции. При этом исчезает самое существенное — различие между симуляцией и реальным... Нет больше ни сущности и явления, ни реального и его концепта” [65, с.34]. Призраки вещей и вымыслы событий, имиджи людей и фантазмы ощущений не просто подменяют реальность, но вытесняют ее из опыта. От моделирования мира в сознании — к моделированию мира сознанием и овеществлению моделей: так выглядит один из характерных атрибутов современной ментальности. Имитация и симуляция становятся смыслопорождающими, начинают функционировать в качестве источников внутреннего опыта. На место упорядочивающей мир структуры приходит ризома, возвращающая представления о нем к первобытному хаосу. Традиционно позитивные гносеологические категории (закон, порядок, граница, код, информация) приобретают негативный статус, будучи противопоставлены в качестве ригидных “живым подвижным механизмам потоков реальности”. Сама идея ризомы в качестве оппозиции структуре, по мысли выдвинувших ее Ж.Делеза и Ф.Гваттари, лучше схватывает сложность нынешней социальной реальности: “любая точка ризомы может быть и должна быть связана со всякой другой, в отличие от дерева или корня, которые фиксируют точку, порядок в целом... В ризоме любая линия не обязательно ведет к лингвистической линии: семиотические звенья любого типа связаны здесь с самыми различными способами кодирования, биологические, политические, экономические и др. цепи пускают в ход не только порядки различных знаков, но также и порядки вещей. Коллективные механизмы речи работают непосредственно в машинных устройствах, и невозможно провести четкую границу между порядками знаков и их объектами” [65, с.12]. Таким образом, современная психология ментальности должна оперировать адекватными изменившейся природе объекта способами его изучения. Этим обусловлено наше предпочтение психосемиотического метода традиционным исследовательским стратегиям истории ментальностей. В фокусе психологического анализа неизбежно оказываются не столько формы и результаты, сколько механизмы и структуры абстракций и конструктивных генерализаций, репрезентирующих сознанию окружающую его действительность. Нас интересует не столько соответствие или несоответствие психической реальности образа мира ему самому, сколько генезис и функционирование этого образа у различных социальных групп. Психическая же реальность как сложная система может быть подвергнута анализу лишь как феномен структурно-семиотической природы, т.е. в духе синтеза парадигм философского анализа языка и текста (классический структурализм и постструктурализм, аналитическая психология и философия, теория речевых актов, семантика возможных миров и философская (модальная) логика). — 11 —
|