|
Уточнение второго и третьего положений составляет задачу данной работы и предполагает поиск ответов на следующие вопросы: Каковы принципы или методологические основания выделения этой общности, условна она или реальна (формальна)? Какими методами определить количественные границы изучаемого социального объекта, его качественные характеристики и критерии принадлежности к нему представителей других условных или реальных общностей? Какие качества, проявления, характеристики индивидов дают основания причислить их к тем или иным социальным объектам, каждому из которых свойственна общая ментальность? И, может быть, главное: каковы результаты “работы” ментальностей выделенных по тем или иным основаниям общностей, а также динамика и тенденции изменений этого “содержания” или, в нашем случае, политического менталитета? “Общие категории представлений”, “воображение”, “видение мира”, “глубинные и архаические слои психики”, “неосознанное”, “повседневная сторона сознания”, “установки”, “поведение” [22, с.193–194] — все это определения ментальности. Существуют также попытки выразить эту категорию через не менее объемные и зачастую требующие уточнения понятия “национальный характер” или “национальное сознание”. Впрочем, подобная интерпретация достаточно близка к первоначальному пониманию менталитета Л.Леви-Брюлем и основоположниками школы “Анналов”. В дальнейшем понятие “менталитет” стало применяться и для описания политического сознания и самосознания. Нельзя не согласиться с мнением А.Я.Гуревича о том, что “известная размытость понятия обусловлена самой природой феномена: ментальность вездесуща, она пронизывает всю человеческую жизнь, присутствуя на всех уровнях сознания и поведения людей, а потому так трудно ее определить, ввести в какие-то рамки” [22, с.195]. Разведение понятий “ментальность” и “менталитет” имеет смысл еще и потому, что нечеткость интерпретации приводит к смешению и других понятий, через которые должна открываться сущность означаемых. Например, идея о том, что ментальность именно и только способ мировосприятия, на первый взгляд прослеживается в следующих высказываниях: А) Л.Февр и М.Блок пришли к выводу: “историк должен стремиться к тому, чтобы обнаружить те мыслительные процедуры, способы мировосприятия, привычки сознания, которые были присущи людям данной эпохи и о которых эти люди могли и не отдавать себе ясного отчета, применяя их как бы “автоматически”, не рассуждая о них, а потому и не подвергая их критике” [22, с.48]. Б) “История высказываний великих людей потеснена историей потаенных мыслительных структур, которые присущи всем членам данного общества. В силу их универсальной распространенности и, главное, неосознанности, присущего им автоматизма, эти формы общественного сознания не контролируются их носителями и действуют в них даже и помимо их воли и намерений. Но именно поэтому они в высшей степени могущественны, они формируют социальное поведение людей, групп и индивидов. Исследуя эти социально-психологические механизмы, историк из области идеологии переходит в иную область, где мысли тесно связаны с эмоциями, а учения, верования, идеи коренятся в более расплывчатых и несформулированных комплексах коллективных представлений (подчеркнуто нами — Авт.). Историк вступает здесь в область коллективного бессознательного” [22, с. 52]. — 6 —
|