|
Папсуева: — Я обращаю ваше внимание на сказанное Бесстрашниковой Е.С.. Она пришла первый раз наполненная ужасной тревогой, связанной с ее собственным контр-переносом инцестуозного содержания. У меня такое же было чувство, когда я пришла на психодраму с мальчиком Сережей. Б начале я встретилась с Психоаналитическая психодрама 45 ним как индивидуальный терапевт, и ничего в этой встрече не было такого мощного. Когда же я стала проигрывать его сцену, то мне стало страшно. Мне страшно было сказать слово, и я не знала от чьего имени я говорю — от своего или от своего контр-переноса. Потапова: — Безусловно, ко-терапевты ведут куда-то, но надо помнить, что они терапевты и умеют работать со своим контр-переносом. Мы пытаемся, я'не говорю, что мы все делаем совершенно. Мы совершаем ошибки, но умеем их анализировать. На мой взгляд, терапевтический процесс, даже если мы говорим об индивидуальном анализе, это не то, что я говорю пациенту. Вся структура, которая участвует, есть понятие о некоторой внутрипсихической психоаналитической химере. Химера — это тот процесс, который происходит между анализантом и аналитиком. Здесь у меня нет времени сказать обо всем, о чем я думаю, но очень важно, что я гораздо шире видела происходящее с моим пациентом. И когда мы наблюдаем это в структуре группы, в расширенном пространстве, наша задача — коллаптирован-ное пространство дефицитарных пациентов расширить. Все! Остальные процессы заложены первичными фантазиями и теми структурами, которые не я родила, это уже идет и межпоколенческая передача, и как бы, повторяю, заложено в структуре самой личности. Понимаете? Мы лишь вот это пространство расширяем, пытаемся сделать его более прочным. Значит, мы даем сцену, чтобы развилась первосцена. А сейчас, простите, но мы должны прейти ко второй пациентке. Потапова: — Буквально в нескольких словах я представлю вторую пациентку. Если в первом случае был пубертат, то Алина, ей одиннадцать лет, представляет 46 Психоаналитическая психодрами проблематику на фоне препубертата. Очень не простая семья. Отец с матерью развелись, когда ребенку исполнился год, и до сих пор живут в постоянном конфликте. Ребенок — центр этого конфликта. Мать после рождения ребенка впала в пассивное состояние, видимо, была тяжелая эндогенная депрессия, которая не была продуктивна. Просто мать бесконечно спала, эмоционально не была контактна с дочерью. Муж, не выдержав, ушел. Сейчас же мать продолжает упрекать бывшего мужа в том, что у него плохая дочь; говорит, что он должен принять дочь такой, какая она есть. Отец пытается бороться за дочь, мать же использует эти отношение как некий упрек. Саму мать тоже оставил отец, она его никогда не видела, нет никакой его репрезентации. Для Алины есть лишь дед, о котором не надо говорить. Бабушка страдает алкоголизмом. В конечном счете, вы увидите ребенка с очень активным, внедряющемся отцом, который что-то хочет изменить, у которого фантазм, что его дочь либо пойдет на панель, либо попадет в тюрьму; и с матерью, которая говорит: «Да, Алина такая, плохо учится и ничего уже не поможет». Девочка полностью дезинвестирует школу, ей не интересны контакты со сверстниками, учителя видятся все в негативном свете. Как-то она написала сочинение про плохую мать и дочь Настеньку. Плохая мать — это ее отношения со своей матерью. Что делает девочка? Она делает все наоборот, например, указатель на стиральной машинке поворачивает против часовой стрелки. Мать говорит, что бьет дочь, «но не больно, так как подкладываю курточку». То есть это ребенок, который переживает и эмоциональную фрустрацию и физическое насилие. Отец пытается отсудить дочь, однако судебный процесс уже долгое время не может закончиться. Вот в таком конфликте семья пришла. Ребенок в состоянии дефицитарном, в состоянии вторичного аутиз- — 21 —
|