Язык и смысл

В свете этого нового поворота в анализе сознания становится ясной и роль “третьей стадии” у Штейнталя, которой, как он выражается, “собственно нет”. Психологически верно, как об этом свидетельствует современная эмпирическая психология, что есть такой момент в нашем мышлении, облеченном в словесные формы, когда тем не менее наглядное содержание в мышлении делается ненужным, “выпадает”. Это только означает, что это содержание несущественно для самого языка как средства взаимного понимания и сообщения. Но не “выпадает” и не может выпасть при этом идеальная опора языка — предметно-логическая его конституция; или, другими словами, когда эта последняя выпадает, то выпадает и само понимание. Иначе пришлось бы допустить, что понимание может иметь место там, где в буквальном смысле нечего понимать.

hh, Корень — содержание, окончание — форма

Строго говоря, язык вообще есть только форма, утверждает Штейнталь (§ 126), чистая форма, так как для языка “одинаково” (in gleicher Weise) является содержанием и содержание, и форма мысли. Содержание мысли дается нам в ощущениях и чувствах; форма есть деятельность самого духа, постигающего это содержание *. Тем не менее язык отражает это различие в мысли присоединением окончаний к корням. Корень обозначает содержание, окончание — форму **. Это разъяснение важно для нас своей определенностью и конкретностью. Нет сомнения, что в приведенном противопоставлении содержания и формы речь идет о внутренней форме, и, стоя на генетически-психологической точке зрения, не трудно вообразить, как интуиция интуиции, потеряв свое первоначальное содержание, на “третьей стадии”, символизуется лишь “окончанием”. Но, с точки зрения своего смысла, не парализует ли это разделение именно своей конкретностью мою мысль об идеальной основе внутренней формы языка? Может показаться, что моя мысль была бы оправдана, если бы можно было признать, что грамматические формы окончаний необходимо имеют за собою коррелятивные логические основания. Не думаю, чтобы можно было оспаривать, что в общем дело именно так и обстоит, хотя, разумеется, в частности, никак невозможно было бы установить так сказать параллельную таблицу грамматических и соответствующих им логических форм. Напротив, легко убедиться на самых простых примерах, что одному и тому же окончанию, например дательного падежа, могут соответствовать различные логические отношения, например принадлежности, подобия и т. д.; как, с другой стороны, одному логическому отношению соответствуют разные грамматические формы не только в разных языках, но даже в одном языке, как, например, мы говорим: быть похожим на что-либо, но быть подобным чему-либо и т. д. Такое отсутствие параллелизма в частных формах, однако, нисколько не исключает того общего положения, что именно грамматические окончания передают и логические отношения, а только подтверждают тот факт, что, в самом деле, задачи логики и грамматики не тождественны.