|
Итак, с первой страницей все было ясно, она и не могла быть иной. Студенты столпились явно не для того, чтобы ознакомиться с этим отчетом, который уже был опубликован в нескольких более солидных изданиях. Но они его все‑таки читали, чего никогда конечно не было бы, если бы не последняя страница газеты, где на всю полосу крупными буквами (и, к сожалению, с подписью автора) было напечатано стихотворение с апокалиптическим названием: ПРЕЛЮДИЯ КОНЦА Беспокойный Конвент так притих, что казалось – он пуст. В этом море безмолвия ропот беспомощно тонет. А с высокой трибуны подтянутый мрачный Сен‑Жюст Говорит знаменитую речь о предавшем Дантоне. У собрания требуя головы трех вожаков, Обвиняя с виновными вместе и тех, кто невинен, Он не знает, Сен‑Жюст, что немного осталось шагов От сегодняшней речи до гибели на гильотине. А на нижних скамьях, от смертельного страха дрожа, Притаилось Болото – бесчестная, жадная свора, Против сабли титанов поднявшая нож мятежа И жестокость убийств – против чистого гнева террора. Накаляются страсти. Ораторы входят в азарт. От угроз и проклятий трясутся старинные стены. А в кровавом тумане маячит уже Бонапарт. Он придет как финал и прогонит актеров со сцены. Кроме некоторых очевидных совпадений, вроде «трех вожаков», «дрожащего от страха Болота» (так называлась едва ли не основная масса депутатов Национального Собрания, не имевших определенной политической позиции), «ропота, тонущего в море безмолвия», «чистого гнева террора» (предлагаю читателю представить себе меня, таким образом именующего сталинский террор) – кроме всех этих бросающихся в глаза совпадений, были аллюзии еще более опасные. В подавлении мятежа святой троицы и примкнувшего к ним активнейшее участие принимал маршал Жуков, который к моменту съезда партии был уже под сильным подозрением относительно наполеоновских амбиций. В этой связи маячащий в кровавом тумане Бонапарт был особенно пикантен. Не знаю, можете ли вы себе представить мое состояние в этой непривычно молчащей толпе перед газетой, более всего подпадающей под рубрику «Документы обвиняют» (меня, конечно). Похвастаюсь: меня не покинуло чувство юмора – в отличии от остальных читателей я ведь представлял себе, как это все случилось. Но это чувство было смешано со многими другими чувствами, гордиться которыми у меня оснований нет. — 91 —
|