Наизнанку

Ещё он такую штуку видел только у детских врачей. Но там было больше страха, кора была жёстче и почти недоступна к присоединению.

Когда он пришел домой после первого дня в школе. Было чувство, что его обглодали, или он просто потерял большую часть себя в школьной толчее. Его трясло. Он не мог ничего ответить на кажущиеся бесконечными «ну как?». Наконец, влез под одеяло. Подошла мама - заботливая, ласковая… тревожная… грустная… Нет! Только не это, он сейчас не вынесет. Он сжался и уснул. Это всегда его спасало.

На следующий день он сломался. Просто сломался, телом. Потом уже взрослым, он понял по многим опытам, что тело всегда найдёт выход. Это последняя инстанция рассмотрения всех входящих вопросов.

2 сентября он старательно делал с отцом зарядку. Отец почти весь был не с ним и делал машинальные движения, лишь изредка окатывая его требовательным интересом. Колька повис на перекладине и тут страх вдруг закрутился каким-то вихрем и рванулся весь внутрь к телу. Он никак потом не мог точно вспомнить: боль в спине была до или после того, как он упал? Да это и не интересовало никого.

Сломался позвоночник. Конечно, от падения. Странно сломался – один позвонок, где-то в начале шеи сплющился, как будто сжался. Хотя, может быть, и не странно. Наверное, именно этот позвонок ломается у повешенных, а у него - сплющился ?.

Было много суеты, Скорая, больница. Опустошение. Как будто разряд ушёл в землю и унёс собой его всего, кроме тоненького фитилька тела. Он был пуст. Не хотел, чтобы его никак трогали. С лёгкостью поверил маме, что она его в больнице не оставит ни в коем случае, и отключился.

Так он организовал то, что первые полгода школы пролежал дома на специальной койке-растяжке. Тут он как бы рождался заново, находил и восстанавливал свои цвета и размеры.

Учительница приходила раз в неделю с заданиями и он потихоньку стал привыкать к ней. Понял, что, чтобы понять и сделать урок, надо совсем отвлечься от неё, от всего человеческого, уставиться в тетрадь и учебник, сосредоточиться на закорючках букв и цифр. Это ей нравится и поощряется. Понемногу и ему это стало тоже нравиться. Особенно математика. В ней совсем не было эмоций. Одна только чёрно-белая точность условных договорённостей с определенной изящностью.

Геометрия так и осталась его любимицей навсегда. Мир одноцветных четких линий, целиком придуманный, в который убегаешь как в заманчивый четкий лабиринт.

Труднее было с русским и литературой, где слова рождали образы, сбивающие с задач анализа и классификации.