|
12 июня Гостит у нас Цухо. Опять свободен и не ведает, где приклонить голову. От одной судьбы к другой мечет его жизнь. Страдания всё же облагородили, очистили его, дали мудрость жизни. Сомнения, однако, его не оставляют. Изумляется, что я могу так по-детски верить. Но как не верить тому, что вся кровь, вся сущность ощущает. Он тоже теперь полюбил Индию. Быть может, она одарит его истинным созвучием. Два вечера провели мы в плену музыки. Прикоснувшись к роялю, Цухо преображается, летит, горит лучезарно на весь мир. Сливается с музыкой, и трудно ему оторваться. Наступают сумерки, клавиши еле видны, но вихрь звуков уносит всё пространство и время в неведомую сказочность. Грусть и тоска, и прекрасное звучит во всех. На празднике мы были в Меллужи[7], затем съездили в Турайду в Скрапьи, мир чудесных крутояров и милых людей. Стал я будто чужд жизни, и мне чудом кажется настоящий, полный сердечности сельский человек. 5 августа Лето миновало, начнётся опять насыщенный, всё преодолевающий труд. Горы ещё предстоит свернуть. Но если бы воля человека была подобна горчичному зёрнышку, перед ним расступилось бы море, стали близкими горизонты. Но человек ещё столь человечен, столь слаб. Когда думаю о пределах человеческих возможностей, мне часто приходит на ум Ганди. Он ведь идеальная личность, Махатма, в руках которого должны быть ключи от земной и небесной державы. И хотя среди миллионной толпы его дух могущественно сияет сквозь телесную оболочку, он всё же ещё как дитя, ещё часто столь немощен; сомневаясь и страдая, идёт навстречу своей цели. Он искренне верил англичанам, и потом разочаровался в них. Он сжигал иностранные ткани, а затем увидел, что это неверно, ибо только разъяряет толпу. Он борется за монополию на соль, хотя сам, как вегетарианец, вряд ли ее употребляет, а морская соль сама по себе не пригодна. Конечно, это уже дело принципа. Так трудно практически развязать запутанные узлы мира. Стало быть, остаётся единственный путь – жертва, – который Ганди принял с колоссальной, нечеловеческой мощью. Что я обрёл за эти шесть недель, проведённых вне города? Может быть, обновлённую бодрость, хотя я желал обратить отдых в насыщенный труд, свершить много больше. Я уже начал писать широкий обзор о духовном мире Тагора для собрания сочинений. Собирал материалы почти два месяца (плюс ещё предыдущие годы!), прочёл все английские, немецкие и другие книги. Но писать получается медленно, разделов много, в каждом надо определённую проблему исчерпать до конца. И больше бы одолел, но какой-то издёрганной получилась жизнь: неоднократно менял место, и всегда приходилось «акклиматизироваться». После дня Ивана Купалы две недели провёл в Яунпилсе[8]. Несколько дней был опьянён нежным великолепием и бескрайностью полей. Покой просторов, способный захватить и спасти человека! Написал о Тагоре и Ганди, глубоко пережил великий непокой и тоску этих обеих личностей. Каждый полагает, что истина на его стороне, но в глубине души пронзительно ощущает, что своя правда есть и у товарища, и у противника. Один вечность переносит вдаль, другой простирает её во времени и пространстве. — 8 —
|