|
— Да не любовь это, — не унимался Пашка. — То, что вы за любовь принимаете, — просто здоровый и честный секс! — Знаешь, Пашка, — как бы устав от разговора, сказала Настя, — я с тобой спорить не буду и доказывать тебе ничего не буду... Все равно — ничего ты не поймешь. Но я точно знаю, точно — любовь есть! Настя замолчала, потом, оживившись, сказала с улыбкой: — Знаешь, Паша, я такую любовь вижу... У меня на курсе, который я курирую, есть такая пара — мальчик и девочка, Сережа и Лена, которые друг друга любят. Они действительно друг друга любят — достаточно посмотреть, как они смотрят друг на друга... Она опять замолчала, и лицо ее осветилось как-то, как будто даже воспоминание об этом их взгляде осветило ее. — Вы знаете, — сказала Настя, обращаясь ко всем, — я, когда вижу их двоих, стоящих на перерыве у окна, или в столовой в очереди, или в коридоре, всегда поражаюсь этому свету, этой энергии, которая из них исходит. Они всегда — как одно целое, понимаете меня? Как будто соединенные чем-то — независимо от того, стоят ли они близко друг к другу, держатся ли за руки... Они — вместе... И взгляд их друг на друга — друг в друга... И что-то такое в этих взглядах — небесное, Божественное... Я не могу словами это объяснить... Но там, в них, любовь... — Да какая любовь... — презрительно, опять как-то горделиво, как самый старший и знающий среди всех, сказал Пашка. — Ваш мальчик просто еще не трахнул вашу девочку. Вот и играются они — за ручки подержатся, в глазки посмотрят. А когда дойдет до дела — все изменится. Он свое получит, она, если не дура, тоже свое получит, или, если дура, начнет его доставать своим: «Почему ты мне не звонил... А когда мы увидимся...». И вся любовь кончится... Настя молчала, только какие-то горячечные, красные пятна вспыхнули на ее щеках. А Пашка продолжал все так же уверенно, категорично: — Секс — это честно. И это лучше всех ваших выдумок о любви. Секс — это независимость. Встретились, доставили друг другу удовольствие — и все, и никто никому ничего не должен. Понравилось, захотели еще — еще раз встретились. И никаких ваших: «А где ты был?.. А почему так поздно?.. А ты меня любишь?..». Любовь — это обуза! Это веревки и кандалы на теле свободного человека!.. — Пашка произнес это уверено и сильно, и был немного смешным в этой своей мальчишеской уверенности... — Знаешь, Пашка, я тебя все же поколочу, — сказала Настя. Сказала уже спокойно, и почти весело. Как-то вдруг отпустила ее злость и желание «отстоять» любовь. Что тут отстаивать, от кого ее защищать — от мальчишки этого еще неопытного, от юношеского его максимализма? — 18 —
|