|
Она погладила Машу по плечу, посмотрела на Настю и сказала опять как-то иронично, с улыбкой: — Я тоже раньше, как Пашка, думала, что нет ее, никакой любви, потом влюбилась, и — куда только мои принципы делись? Как собачка за ним бегала. Потом — любовь прошла, завяли помидоры — стала умнее. Теперь меня, как говорится, на мякине не проведешь — плавали, знаем, чего стоит эта хваленая любовь. Насмотрелись, слава Богу... И Лариска, как-то независимо от своего желания, искоса посмотрела на Машку, потом, уже не таясь, — на Настю. — Была любовь... — зафальшивила она, — была да только все прошло... Теперь — другая сегодня я-я-я... И Настя возмутилась, возмутилась, как девочка, почувствовала, что даже вспыхнула вся от возмущения. — Ты чего городишь-то! Чего городишь! Ты о чем говоришь — как это «была любовь»? Она и была, и есть и будет. Просто у тебя ее нет, вот ты целую теорию и придумала, удобную тебе... И сама себе признаться не хочешь, что тоже — любить хочешь, просто еще — не полюбила. Просто — не нашла еще его — своего, того, кто для тебя создан... Настя остановилась, увидев насмешливый какой-то и одновременно злой взгляд Ларисы. — Ты, подруга, не лезь, куда тебя не просят, — сказала Лариса как-то медленно и холодно. — И не смешивай меня с собой, в свои идеалы меня не засовывай. Нечего мне то приписывать, чего во мне и в помине нет... Лариса сказала эту фразу, как точку поставила, и даже как будто успокоилась, продолжила уже более миролюбиво: — Это ты все во что-то веришь, все ждешь любви своей немыслимой. Вот и жди. А мальчику голову не дури. Он сам разберется. Жизнь сама все по местам расставит... — Да, — согласилась Настя. — Жизнь сама все по местам расставит... И посмотрела на Ларису немного виновато — и правда, чего она в Ларискину жизнь лезет. Живет она, как ей хочется, как ей удобно. И пусть живет. А она, Настя, будет жить так, как ей хочется, и будет верить в то, во что ей хочется верить... ...Она шла домой по утренним еще пустынным улицам, думая об этой удивительной ночи — такой длинной, наполненной мыслями, озарениями, верой. Наполненной чувствами — такими разными... Она шла и думала о бурной любви Ивана и Люси. О Лариске, в которой любовь жила невыпущенной, нерастраченной, запрятанной Ларискиным волевым усилием. Она думала о Маше, ее жизни без любви, но в спокойном, налаженном семейном быте. Она думала о Пашке, его мальчишеской самоуверенности с неверием в любовь. И вспомнила, как недавно лежала в снегу и думала, что ее видят и слышат, и испугалась вдруг, что Пашку тоже услышат, и не дадут ему любви, раз он в нее не верит. — 20 —
|