|
При условии, что понятие модальности с!е ге и, следовательно, квантификации в модальные контексты вообще правомерно, формула (4) получает вполне удовлетворительное непарадоксальное истолкование, если вместо кванторов общности в ней подставить дескрипции, потому что тогда единственным следствием, которое мы сможем вывести 4, скажем, для случая с изобретателем бифокальных очков, будет то следствие, что существует человек, который по случайному стечению обстоятельств изобрел бифокальные очки и первым занимал пост главного почтмейстера США, и он необходимо тождествен самому себе. Существует объект х, о котором верно, что х изобрел бифокальные очки, и, в силу случайных обстоятельств, объект у, о котором верно, что у является первым главным почтмейстером США, и, наконец, необходимо, что х есть у. Что здесь обозначают х и у? Здесь и х и у обозначают Бенджамина Франклина, и то, что Бенджамин Франклин тождествен самому себе, вполне может расцениваться как необходимая истина. Таким образом, если мы примем идею Рассела об области действия дескрипции, то проблемы с дескрипциями в утверждениях тождества не возникнет ?. Этими догматическими соображениями по данному вопросу я и ограничусь и перейду к вопросу об именах, поставленному Д. Виггинсом. Д. Виггинс говорит, что вывод о существовании случайных утверждений тождества правилен для тех случаев, когда а и Ь являются собственными именами. И затем сам же отвергает это решение. Какая же особая проблема возникает в связи с собственными именами? Человек, не знакомый с философской литературой по этому вопросу, наивно воспринимает собственные имена примерно в таком плане. Во-первых, если кто-нибудь говорит: «Цицерон был оратором», то он употребляет в этом утверждении имя Цицерон просто для того, чтобы выделить определенный объект, а затем приписать ему некоторое свойство, в данном случае — свойство быть оратором. Если кто-нибудь употребляет другое имя, скажем Туллий, он имеет в виду того же самого человека. Если~говорят: «Туллий — оратор», то то же самое свойство приписывают тому же человеку. Так сказать, ^факт, или положение дел, выраженное в утверждении, остается одним и тем же, говорим ли мы: «Цицерон — оратор», или «Туллий — оратор». Таким образом, функция имен состоит, казалось бы, в том, чтобы просто осуществлять референцию к называемым объектам, а не описывать их по таким свойствам, как «быть изобретателем бифокальных очков» или «быть главным почтмейстером». Казалось бы, что закон Лейбница и закон подставимости тождественного справедливы не только в форме универсальной квантификации, но также и в форме «если а=Ь и Ра, то РЬ» для всех случаев, когда а и b замещают имена, a F замещает предикат, выражающий подлинное свойство объекта: — 4 —
|