|
Янес много раз был пеликаном, и самцом, и самкой. Он просто не видел другой достойной формы. Он привык к своему солидному мощному полёту, к чистоте белых перьев, к независимой обособленной жизни. Его устраивало то, что пеликаны никогда ни с кем не ссорятся, даже с вечно цепляющимися к ним задиристыми чайками. Он стал брезглив и не переносил грязи ни в перьях, ни в воде, ни в отношениях. В тот раз, он снова, уже неизвестно в какой раз, обрёл свою любимую форму – снова стал сначала абсолютно идеальной формы яйцом, потом липким голым чудом без перьев и потом, наконец тем, кем любил быть – белой пушистой птицей с чёрной оторочкой на концах оперения крыльев… Его родители были молоды и авантюрны. Им не нравилось жить в мелких озёрах, и они перелетали вдоль реки всё ближе и ближе к тем местам, откуда сильные ветра приносили дожди и тяжёлый влажный пахнущий солью и рыбой ветер. Когда он вылупился, пара пеликанов жила уже почти в самом устье реки, то есть в том месте, где она разливается, дробится на много речек, заливает болотисто равнины и впадает, наконец, в море. Как только Он подрос и встал на крыло, научился, хлопая крыльями, загонять рыбу на мелководье и подхватывать её большим ловким клювом, как только он освоил всё, что казалось снова таким недоступно сказочным во взрослых сородичах… Он решил лететь. Лететь, чтобы, наконец, достигнуть источника этих ветров и запахов этого центра притяжения, манившего и его родителей и других ещё птиц путешествующих с ними. Море открылось ему неожиданно после всего одного дневного перелёта. Он встал на лапы на самом краю прибоя на влажный упругий песок, совсем не такой, как в реке и озёрах. Он попробовал на вкус воду-рассол и закашлялся. Но тут же забыл об этом. Его увлекли две вещи – волны и ветер. Волны составляли причудливый узор на уходящей вдаль бесконечной поверхности и одновременно с игривой силой накатывали на берег, так что хотелось встречать их лапами, здороваясь с каждой. А ветер играл порывами, и порывы эти были как-то связаны с движением волн, но пока не понятно как. Ветер был густой и даже чем-то больше походил на дождь, чем на ветер. Он перебирал перья, свистел в них, взъерошивал, щекотал и даже толкался. А потом Он увидел стаю охотящихся чаек и понял, что проголодался. Идея покормиться в море завлекала, но пугала страхом неосуществимости. И всё-таки Пеликан был голоден. Пробежавшись по песку, он с трудом поднялся и, поняв, что не сможет лететь против, ветра стал набирать высоту, двигаясь наискосок и понемногу отдаляясь от берега. Лететь было трудно, но интересно. Он пытался понять этот сильный, странный порывистый ветер и построить под него своё ещё щуплое, но уже размашистое тело. Через некоторое время он прилично устал и окончательно проголодался. Он видел как чайки неподалёку, высматривая рыб через волны, падают вниз и, врезаясь в воду, хватают их своими крючками. А некоторые умудряются ловко спланировать и, не ныряя, поймать рыбку, выкинутую на верхушку волны. Пеликан не мог не так, не так. В конце концов, усталость и голод навалились на него вместе и он сел на воду, уже плохо соображая, в какой стороне берег. Плавать на волнах было непривычно и неудобно. Но крылья отдыхали, и теперь голод вышел на первое место. Он увидел мелькнувшую серебристую спинку в соседней волне и попробовал подцепить её клювом. Клюв наполнился солёной водой с небольшими клочками странной травы, но главное что он потерял равновесие и долго бултыхался, хлопал краями крыльев, отчаянно грёб лапами, чтобы вновь обрести нормальную плавучесть. — 7 —
|