352 Джон. Я знаю, что ты прав, но это мне всегда казалось таким... мелкомасштабным. Как будто нам следовало бы делать это как-то побыстрее. Робин. Я ценю это чувство. Но в масштабах общества ни один человек и ни одна группа не обладают достаточными знаниями, чтобы, изменяя что-либо, не создать при этом больше проблем, чем они пытаются решить. Искусственные изменения, насильственные или выстроенные на умозрительной основе, либо ухудшают положение вещей, либо закрепляют их в неестественном и труднопереносимом положении. Но если каждый человек возьмет на себя ответственность за то, чтобы пытаться быть открытым для всей доступной информации, для чужих мнений, и позволит новому опыту влиять на себя и изменять себя, то это даст в результате перемены в обществе в целом, которые будут органичными и гораздо более разумными, чем те, до которых мог бы додуматься любой гений. Джон. Но наверное, люди могут «сгруппироваться», чтобы что-то сделать. Добровольные организации многое свершили, особенно в девятнадцатом веке, пока государство не подмяло под себя их деятельность. Робин. Конечно. По мере того, как отдельные личности изменяются и развиваются, они будут вполне естественно объединяться на основе общих интересов, дабы применять уже усвоенное. Именно так развивается понимание в группах и семьях — и позволь подчеркнуть, — как это случилось с нами, когда мы объединили свои силы, чтобы написать эту книгу. Джон. Что ж, могу предположить, что твои слова звучат ободряюще. О том, что мы можем улучшить наше общество — в чем-то. Последний вопрос: насколько лучше мы можем надеяться сделать его? Робин. Ну, для меня вопрос о том, возможно ли непрерывное улучшение жизни человека, слегка напоминает вопрос о том, собираешься ли ты когда-нибудь перестать мыть посуду, или вытирать пыль, или надеяться на лучшее. Или победить в мотогонках, теннисе или шахматах окончательно и навсегда. И что делать после этого? Сидеть на вершине покоренного Эвереста до конца своих дней? Весь смысл заключается в том, чтобы всякий раз стирать все с доски, чтобы можно было писать заново. Потому что интересна сама игра. И я полагаю, что жизнь нужно воспринимать именно так — как игру, в которой надо участвовать с азартом и от всей души наслаждаться. Джон. Довольно смешно, но мне кажется, что этот дух всегда был свойственен англичанам. По крайней мере, французы всегда утверждали, что мы относимся к жизни как к игре. Я думаю, что это глубинно здоровое отношение — значение имеет не прибытие, а само путешествие. И это дает мне возможность процитировать мои излюбленные «последние слова», произнесенные одной англичанкой в конце восемнадцатого века. Перед тем, как испустить дух, она произнесла: «Что ж, должна признать, что все это было весьма занимательно». — 332 —
|