|
— Доктор, миленький, добренький, пожалуйста, спасите ее... Она мне как мама... И за руку его схватила, и он сказал строго низким, мужским голосом: — Слез — не лить... И руку на плечо ей положил, и она от прикосновения этого и голоса его — тут же успокоилась. И плакать перестала, и только молча смотрела, как доктор этот присел на диван к Полине Сергеевне и стал пульс ее слушать. И пока обследовал он ее, Настя, видя только спину его, чувствовала покой и уверенность, что теперь все будет хорошо. Если он рядом — все будет хорошо. А он, повернувшись, сказал что-то санитару, и тот торопливо ушел из квартиры, и ей, Насте, сказал: — Мы сейчас в больницу поедем... И Настя, как будто подстегнутая его словами, свитер схватила, поверх блузки своей нарядной надела, но доктор остановил ее, сказав: — Вы можете не ехать, мы тетю вашу в реанимацию повезем, Вас туда не пустят... И, видя, как покачала она отрицательно головой, сказал: — Вы попросите кого-нибудь из соседей-мужчин, чтобы помогли носилки снести... И Настя быстро — к соседям сбегала, в квартиру к Полине Сергеевне за документами. Потом помогла санитару, с носилками вернувшемуся, Полину Сергеевну на носилки уложить, пледом ее своим теплым укрыла. И пока была в темпе и суете этих дел, сама, как бы со стороны, наблюдала за своим состоянием. Была она одновременно и огорчена, и расстроена — и при этом очень спокойна, как будто само присутствие доктора, голос его, — покой ей передали. И пока выносили носилки из квартиры, доктор, накидывая на плечи свое пальто, осмотрел всю Настину комнату, освещенную теплым желтым светом, остановился взглядом на желтом медвежонке, сидящем в кресле, и сказал: — Уютная у вас комната... И очень женская... И улыбнулся Насте — хорошо так улыбнулся. И, выходя, по плечу ее погладил, и было в этом его жесте что-то такое сильное, поддерживающее, надежное — и знакомое. Знакомое-презнакомое. И она даже глаза зажмурила от ощущения этого — такого сильного, важного, от проживания чувства этого — когда родное это, его прикосновение почувствовала. И, как бы очнувшись, быстро уже — свет погасила, двери захлопнула и по лестнице вниз побежала. И потом в машине скорой помощи, когда сидела она рядом с Полиной Сергеевной и держала ее за руку, смотрела она сквозь полуоткрытое стекло, отделяющее салон от кабины, на спину доктора этого, сидящего рядом с водителем. Смотрела и себя слушала, себя, в которой покой просто растекался, заполняя ее всю. И доктор, как бы чувствуя ее взгляд, повернулся, посмотрел на нее и сказал тем же голосом — низким, мужским, знакомым ей: — 157 —
|