Он провел по нем ладонью и засмеялся тоже. Когда он смеялся, он словно захлебывался, раскрывал широко рот, закрывал глаза – а по лбу пробегали морщины снизу вверх, в три ряда, как волны. – Что? – сказал он наконец. – Не правда ли, настоящее яйцо? – Настоящее, настоящее яйцо! – подхватил я с восторгом. – И давно вы такие? – Давно; а какие были волосы! – Золотое руно, подобное тому, за которым аргонавты переплывали морские пучины. Хотя мне всего было двенадцать лет, однако я, по милости моих мифологических занятий, знал, кто были аргонавты; тем более удивился я, услышав это слово в устах человека, одетого чуть не в рубище. – Вы, стало быть, учились мифологии? – спросил я, переворачивая в руках картуз, который оказался на вате, с меховым облезлым околышком и картонным надломанным козырьком. – Изучал и этот предмет, барчученочек мой миленький; в жизни моей всего было достаточно! А теперь возвратите-тка мне покрышку, ею же защищается нагота главы моея. Он нахлобучил картуз и, перекосив свои беловатые брови, спросил меня: кто я собственно такой и кто мои родители? – Я внук здешней помещицы, – отвечал я. – Я у ней один. Папа и мама умерли. Пунин перекрестился. – Царство им небесное! Значит, сирота; ну и наследник. Дворянская-то кровь сейчас видна; так в глазенках и бегает, так и играет… ж… ж… ж… ж… – Он представил пальцами, как играет кровь. – Ну, а не знаете ли, ваше благородие, поладил ли мой товарищ с бабенькой вашей, получил ли место, которое ему обещали? – Этого я не знаю. Пунин крякнул. – Эх! кабы здесь пристроиться! хотя бы на время! А то странствуешь, странствуешь, приюта не обретается, тревоги житейские не прекращаются, душа сомущается… – Скажите, – перебил я его, – вы – из духовного звания? Пунин обернулся ко мне и прищурился. – А какая сему вопросу причина, отроче мой любезный? – Да вы так говорите – вот как в церкви читают. – Что славянские-то речения я употребляю? Но это не должно вас удивлять. Положим, в обыкновенной беседе подобные реченья не всегда уместны; но как только воспаришь духом – так сейчас и слог является возвышенный. Неужто же ваш учитель, преподаватель словесности российской, – ведь вам ее преподают? – неужто же он вам этого не объясняет? – Нет, не объясняет, – ответил я. – Когда мы в деревне живем – у меня и учителя нет. В Москве у меня много учителей. – А долго ли вы в деревне проживать изволите? — 5 —
|