|
Один раз приехала я к старцу вечером, он не принимает уже. Осталась ночевать, и кто-то у меня взял из кармана деньги. Я никому не пожаловалась, а ехать домой не на что. Явилась я к старцу, а он уже знает и, ответив на мои вопросы, говорит: — А ты не ходи на станцию, выйди на большую дорогу, подними руку, и тебя довезут бесплатно. Так я и сделала; шофер грузовой машины довез. У меня было два яичка — этим и расплатилась. Юля не слушалась старца: обижала его, потом «опустилась» в пьянку и умерла скоропостижной смертью: вечером в пьяном виде уснула, а утром не проснулась. Мать ее тоже пришла к Тоське, дочери, упала и умерла. Они батюшку обижали и обирали. А он никому не жаловался. Сам он не был привязан к деньгам, раздавал их сразу, если не успеют Юля или Наташа взять. К нему ездила Люба, он всегда давал ей десяточками. Один человек подарил ему пакет с деньгами, а батюшка у него берет пакет, и тут же протягивает его женщине, которая только что зашла. Мужчина говорит с трепетом: — Батюшка, в пакете я Вам денег дал... — Знаю. — Там много, 500 рублей. — Знаю. Ей нужно, она корову купит. Женщина бросилась к нему в ноги и говорит в слезах: — Как ты знаешь, что у меня корова сдохла? — Иди, покупай... Кушал старец ситный хлеб и чай с сахаром. И всех чаем угощал, сам его заваривал, сам и разливал. Сначала большие напьются, а потом и детей напоит. Буханки общественные он не ел, ему пекла хлеб вдовушка Борисовская Ирина Кучина, он ее печиво ел, но очень мало. Мясо и яички мы никогда у него на столе не видели. Ел печеную мелкую картошку. Рыбу тоже никогда не ел. Очень редко у Юли сварят постного супца, принесут ему, он ложку-две хлебнет и велит унести. Одно знал: перекрестит пищу и пьет чай с хлебом. Какую надо иметь великую силу воли, чтобы все время отказываться от пищи и быть голодным. Но он этого не чувствовал, потому что в нем действовал Святой Дух. Однажды он шел из Соловцовской церкви домой. Темно, поздно, кто-то его столкнул в крутой овраг (есть там плотина, а рядом очень глубокий овраг). Он, бедняжка, лазил там всю ночь и не нашел места вылезти. Вынесли его уже утром, принесли домой чуть живого, измученного, в синяках и окровавленного, а может быть, и избитого. Дома спрашивают: — Кто тебя, батюшка, затолкал туда? Не побили ли они тебя? — Бог с ними, Бог с ними, Бог с ними... Так ничего и не добились от него. Одно ясно, что чье-то участие здесь было, не сам он туда упал. Иначе он не говорил бы так: «Бог с ними», прощая своих врагов, обидчиков, а возможно, и убийц. Может быть, они хотели, чтобы он умер. — 43 —
|