Ребенок и знак

В последние годы, когда внимание психологов приковано к ана­лизу специфически человеческого в человеке, одно из заметных направлений исследования связано с разработкой учения о знаках и деятельности обозначения. Попытки создать единую, целостную концепцию знаковой деятельности есть в целом ряде наук — фило­софии, логике, языкознании, математике, психологии. Существуют различные направления в теоретическом исследовании знака, связан­ные с бесконечными возможностями смысловой интерпретации его природы и сущности — номинализм, семиотика, герменевтика и др. Как отметил А. Ф. Лосев (153), такие термины, как «знак», «сим­вол», «модель» и т. п., способны принимать различные значения в зависимости от того, какое направление для анализа выбирает ис­следователь и в какой степени он последователен в использовании выбранного значения этих терминов. Эту мысль А. Ф. Лосева хорошо иллюстрируют многочисленные отечественные и зарубежные публи­кации (4, 65, 66, 141, 142, 143, 153, 154, 155, 230, 237, 260, 278, 307, 309, 391, 335, 336 и др.).

Сказанное приводит нас к необходимости кратко остановиться на интерпретациях одного из центральных понятий нашей работы — понятии знака.

В наиболее общем приближении знак определяется как «мате-

10

риальный предмет (явление, событие), выступающий в качестве пред­ставителя некоторого другого предмета, свойства или отношения и используемый для приобретения, хранения, переработки и передачи сообщений (информации, знаний)» (269, с. 191–192). Однако оче­видно, что под это определение не попадают образы, умственные модели и т. п., поэтому одновременно в литературе наличествуют и попытки определить характеристики знака через категорию идеаль­ного. В этом плане несомненный интерес представляет полемика Д. И. Дубровского и А. А. Леонтьева (см.: 77, с. 152–154).

А. А. Леонтьев определяет языковой знак как «идеальный объект», суть которого в том, что он есть «превращенная форма действи­тельных связей и отношений» (141, с. 119). Но, по мнению Д. И. Дуб­ровского, этого оказывается явно недостаточно для характерис­тики идеальности языкового знака: на этом основании к «идеальным объектам» придется относить все «объективно существующие про­дукты человеческой деятельности, ибо они всегда несут тот или иной функциональный смысл» (77, с. 152). Кроме того, А. А. Леон­тьев оказывается недостаточно последовательным в своей точке зрения. Отмечая, что языковой знак в качестве «идеального объекта» служит для «внешнего выражения и закрепления идеальных явле­ний» (141, с. 119), он использует термин «идеальное» в новом зна­чении: «идеальное явление» близко к тому, что он же описывает как «идеальное содержание знака» (141, с. 121), так как в языковом знаке он предлагает разделять материальную и идеальную стороны. Он пишет: «Идеальная сторона знака несводима к субъективному представлению субъекта о содержании знакового образа, но она не есть и та реальная предметность, те действительные свойства и признаки предметов и явлений, которые стоят за знаком (квази­объектом)» (141, с. 120), на что Д. И. Дубровский возражает: