|
Вначале наш аэростат вёл себя капризно. Об этом мы могли судить по вариометру — небольшому авиационному прибору, предназначенному для измерения вертикальной скорости. На круглой шкале вариометра имеется нолевая отметка. Вверх от неё идут деления с цифрами, показывающими скорость подъёма, а вниз — спуска. Стрелка прибора то и дело немножко отклонялась вниз от ноля. Это означало, что мы теряем высоту. Чтобы прекратить снижение, следовало облегчать аэростат, сбрасывая балласт, которым, как я уже упомянул, служит обычный песок в маленьких брезентовых мешках, лежащих на дне гондолы. Каждый такой мешок весит 20 килограммов. Балласт сбрасывается небольшим совком. Для удобства этой несложной, но требующей определённого навыка операции песок по мере надобности насыпается из мешков в “балластницу” — кусок материи, натянутый в углу у борта гондолы. Я обратил внимание, насколько чутко реагирует воздушный шар на самые незначительные изменения веса. Стоило Фомину сбросить полсовка песку, как стрелка вариометра возвращалась к нолевой черточке. Но я знал, что если позволить аэростату разогнаться — пойти вниз с большей скоростью, то для его торможения и остановки придётся потратить больше балласта. А этого следует избегать: балласт на аэростате подобен горючему на самолёте. Если он подходит к концу, полёт приходится прекращать. В противном случае воздухоплавателю нечем будет тормозить снижение и встреча с землёй не принесёт ему ничего хорошего. Прошло немного времени, и стрелка вариометра успокоилась. Балласт приходилось сбрасывать всё реже. — Понимаешь, почему мы так ровно идём на одной высоте? — спросил у меня Попов. — Не совсем, — откровенно признался я. Командир аэростата пояснил, что аэростат наполнялся перед вечером, когда оболочка и заключённый в ней водород заметно нагревались солнечными лучами. С наступлением ночи водород стал отдавать своё тепло в атмосферу. Подъёмная сила уменьшалась, и это вызывало снижение. …Вдали исчезло зарево электрических огней Москвы. Мы уже довольно долго были в воздухе. Не мешало бы и поужинать. С аппетитом подкрепились бутербродами и прохладной фруктовой водой. Попов полностью передал пилотирование Фомину, присел на дно гондолы, прислонился спиной к борту и задремал. Темнота, тишина и скованность движений порою навевали дремоту и на меня. Много лет спустя, когда наши аэронавты стали выполнять длительные полёты в одиночку, пришлось задуматься: что если воздухоплаватель заснёт? Кто разбудит его в ответственную минуту? Был изготовлен оригинальный электрический будильник-автомат, который начинал звонить при опускании аэростата ниже 200 метров. Кто-то в шутку предложил пропускать ток через самого аэронавта. Я сказал тогда, что, если усну, то меня не разбудить никаким током. — 9 —
|