Человек-волк и Зигмунд Фрейд

Мюриел Гардинер

Предисловие

Как читатели психоаналитической литературы мы располагаем поразительным количеством трудов, книг и периодических изданий на различных языках, которые охватывают широкий спектр тем: клиническую, техническую, теоретическую, а также применение психоаналитических воззрений в сферах психиатрии, общей медицины, педиатрии, образования, культуры, религии, литературы, искусства, права и т.д. Однако в то же время нельзя не признать очевидной и острой нехватки публикаций специфического характера, а именно: полных и убедительно документированных историй болезни.

Отсутствие литературной продукции, связанной с основным занятием практикующего аналитика, объясняется не тем, что психоаналитики знают слишком мало о своих пациентах, а напротив - тем, что они знают слишком много. Технические средства аналитической терапии, такие, как свободные ассоциации, толкование сновидений, интерпретация сопротивления и трансферта, приносят массу данных о жизни пациента, о его здоровых и патологических сторонах, так что в силу своего объема и громоздкости эти данные, если их представить в необработанном виде, просто нечитабельны. Оформить этот сырой материал таким образом, чтобы получились, с одной стороны, живой образ индивидуальной личности, а с другой - подробная картина специфического психологического расстройства, задача отнюдь не из легких, и такое литературное достижение не по силам большинству научных авторов. Соответственно в наши дни обнародуются либо выдержки из клинического материала с целью иллюстрации некоторых теоретических концепций или, в лучшем случае, односторонние клинические отчеты, в которых живая личность пациента теряется. Поэтому неудивительно, что у лекторов и руководителей семинаров в наших институтах утвердилась привычка обращаться к небольшому числу классических историй болезни, которыми мы располагаем, так что они превращаются в заезженные пластинки. Анна О. из «Исследований по истерии», Маленький Ганс, Человек-Крыса, Человек-Волк, Шребер, Дора становятся, таким образом, хорошо известными каждому следующему поколению аналитиков, а также все, что можно узнать из их случаев по поводу конверсии истерии, фобии, навязчивых состояний, инфантильных неврозов, паранойи, гомосексуальности и т.д.

С другой стороны, удачная обработка материала, сделавшая эти истории замечательно читабельными, также принесла некоторые неожиданные результаты. Аналитики начинают ощущать по отношению к этим пациентам столь близкую степень знакомства, что у них появляется искушение обращаться с ними в своем воображении как со своими собственными пациентами, возникает желание узнать все о них, проверить предложенные толкования вплоть до пересмотра выводов и там, где это возможно, восстановить исходные данные, из которых автор абстрагировал свои суждения. Таким образом, центральные фигуры классических историй болезни стали предметом для размышлений и дискуссий среди аналитиков и пробудили желание продлить, насколько это возможно, исследование каждого из этих случаев посредством изучения последствий. Задача эта не из легких, поскольку она предполагает идентификацию личностей пациентов, которые были более или менее удачно скрыты по понятным причинам.