Знаки бытия

560

Б. В. МАРКОВ

постлитературном, в постэпистологографическом и, стало быть, в постгуманистическом мире. По сравнению с классическим общест­вом мы достигаем идентичности некими маргинальными внепись-менными, внелитературными, внегуманистическими медиумами. Это не означает конца литературы, но она перестает быть носи­тельницей национального духа. Национальный синтез осущест­вляется не на основе книги и письма. В ход пошли новые телекоммуникативные медиумы, которые отвергают старую мо­дель гуманистической дружественности. Эра гуманизма, осно­ванная на книге и образовании, закатывается, потому что прохо­дит одна великая иллюзия, состоявшая в том, что единство общества может достигаться исключительно литературой. На место глобальной литературы приходят новые политические и экономические структуры, которые из средства стали сами гло­бальными целями. Преодоление иллюзии гуманизма после вто­рой мировой войны стало поворотным пунктом современного мировоззрения. Однако парадокс состоял в том, что это истори­ческое ниспровержение гуманизма сопровождалось эскалацией гуманистической модели в философии. Этот рефлексивный ре­нессанс, видимо, был обусловлен страхом перед обнаружившим­ся во время войны одичанием человека, тем, что люди не хотели повторения ужасов войны и поэтому использовали старую такти­ку осуждения зла и насилия. После Гитлер-югенда пацифисты и призвали к Гете-югенду — сообществу любящих гуманистов. К римской лекционной системе решили добавить христианский гуманизм. Теперь не только Цицерон, но и Христос стали класси­ками, на которых строится процесс образования. Осмысленный через Веймар Рим стал опорой неогуманизма, снова вознамерив­шегося спасти европейскую духовность благодаря библиофилии.

В послевоенном гуманизме, однако, появился новый мотив, которого не было прежде ни в Риме, ни в национальных государ­ствах нового времени. Гуманизм как слово и дело питался страхом перед одичанием и надеждой на приручение. Чем же можно противостоять сегодня бестиализации людей, происходящей на уровне повседневности в условиях современных масс-медиа, ко­торые пытаются воспроизвести нечто подобное культивируемым в Риме кровавым зрелищам на экране? Одичание человека пре­одолевается гуманизацией, которая опирается на старое допуще­ние — приручают лекции и книги.

Феномен гуманизма интересен сегодня как раз тем, что застав­ляет обратить внимание на две образовательные власти, под давлением которых находился человек в эпоху высокой культуры. Речь идет о запретительных и разрешительных стратегиях. Гума­низм исходил из влияния на человека его животного начала, он с ложной невинностью напоминал ему о битве, которая происходит между тенденциями бестиализации и приручения.