|
hh, Ответ на 1 вопрос: устойчивость в предикативности Если мы сопоставим обычное “житейское” употребление какого-либо слова, или поэтический образ, с научным “термином”, мы заметим, что именно последнему присуща искомая нами устойчивость и что она, следовательно, связывается с той стороной номинативной функции слова, которую мы определили как специально терминирующую функцию. В свою очередь, терминация слова достигается особым логическим приемом “определения”, где <специфические> логические формы находят и свое логическое устанавл<иваю>щее выражение. Это, конечно, и априорно можно заключить из самого понятия логики и предложения как логической формы. Мы находим в понятии ровно столько устойчивости, сколько в нем implicite есть суждение, насколько, следовательно, само понятие есть предложение и заключает в себе предикативность. Предикативность понятия — то, что делает его как форму мысли устойчивым и тождественным в движении содержания мысли и значений. В свойстве слова быть предикатом заключается и его устойчивость как понятия, и его понятность как средства мысли. Представим себе ряд высказываний, в котором предикаты располагаются, например, по Порфириеву древу; мы получаем ряд объемов, resp. содержаний, носителем которых и направляющим и конституирующим началом которых остается один предмет. Названные содержания могут меняться не только потому, что субъективно наши высказывания несовершенны (это вопрос эмпирического “недостатка”, и в принципиальном обсуждении “возможности” он безразличен), а, главное, потому, что если наш предмет — вещь, то она меняет сама в своей истории свое содержание. Тем не менее, отношения так называемых “видов”, “родов”, “подвидов”, “классов” и пр. остаются как формы строго устойчивыми. Эта устойчивость только оттого и имеет здесь место, что каждая названная форма предицируется. Мы получаем систему предикатов, внутренняя закономерность которых хорошо изучена традиционной логикой. Наряду с этой системой мы можем построить другую систему предикатов, атрибутивного характера, подчиненную только принципу противоречия, или систему обосновывающих предикатов, подчиненную принципу разумного основания, — и здесь также мы всюду будем иметь дело с искомой нами устойчивостью форм. yy, Динамизм логических форм Если бы мы представили себе такие системы понятий, как где-то изготовленные и данные нам формы, между которыми мы распределяем содержание изучаемого предмета, мы пришли бы к своеобразному логическому статизму, в роде Ars Луллия 28, и живая творческая мысль казалась бы только непрерывным нарушением “правил логики”, чем-то ей по существу антиномичным. Но если мы помним, что форма сама процесс, движение, суждение, осуществление которого есть живая деятельность, мы уловим присущий логическим формам динамизм и научимся смотреть на них не как на продукты и результаты, а как на пути и средства. Тогда ясно, что и формообразующая роль предмета — не в его каузальном предопределении значений и их форм, а в его целесообразном конституировании их. Однако, если бы мы ограничились только признанием одного этого фактора в образовании форм, мы опять изобразили бы дело односторонне, онтологически, так как игнорировали бы факт, что понятие есть отношение, а не само значение. Мы обязаны учесть и другие факторы логического движения, resp. оформления, мысли. Это, прежде всего, пункт ее отправления и ближайшая цель — то, что может быть достаточно при одних условиях, при других условиях недостаточно. Но с точки зрения учения о формах как законченных в себе “таблицах”, это могло бы оказаться всего лишь более или менее обширными отрывками или выборками из “таблиц”, и все-таки еще не уясняло бы провозглашаемого нами логического динамизма. — 25 —
|