|
проявлению мужества и героизма. Удивительно, что в России - при разных режимах, со всеми их немыслимыми крайностями - всегда сохранялось тонкое, своеобразное чувство смешного. Подтверждение этому можно найти даже на самых горьких страницах Гоголя и 35 Достоевского. Как отличается это прямое, непосредственное, свободное остроумие от тщательно разработанных развлекательных номеров на Западе! Я отмечал далее, что особое чувство юмора свойственно почти всем русским писателям, и что даже верные прислужники режима проявляют его в те минуты, когда теряют бдительность и осторожность. Такая манера держаться и вести беседу особенно привлекательна для иностранного гостя. Думаю, это верно и на сегодняшний день. Мои встречи и разговоры с Пастернаком и Ахматовой, мое приобщение к едва поддающимся описанию условиям их жизни и работы, к их ограниченной свободе и вынужденному подчинению властям, их доверие ко мне, дружба с ними - все это в значительной степени повлияло на мои собственные взгляды и мироощущение, изменило их. Когда я теперь вижу имена этих двух поэтов в печати или слышу упоминание о них, то живо вспоминаю выражение их лиц, жесты и слова. И сегодня, читая их произведения, я слышу их голоса. [1] 1. Цит. по Мандрыкина Л.А. Ненаписанная книга. Листки из дневника А.А. Ахматовой // Книги. Архивы. Автографы. М. 1973. стр. 57-76. Цитату см. на стр.75. Статья Мандрыкиной основывается на материалах из архива А.А. Ахматовой в государственной публичной библиотеке. [2] 2. Я никогда не вел дневника, и этот рассказ базируется на моих воспоминаниях. Я знаю, что память, во всяком случае, моя память не является надежным свидетелем фактов и событий, и особенно разговоров, которые я иногда пытался приводить дословно. Я могу дать гарантию лишь того, что передаю все так, как вспоминаю сам. Охотно принимаю любые дополнения и коррекции. (Прим. И. Берлина) [3] 3. Незадолго до нашей встречи Эйзенштейн получил выговор от Сталина, недовольного второй частью фильма Эйзенштейна “Иван Грозный”. Царь, с которым Сталин, возможно, ассоциировал себя самого, был представлен как психически неуравновешенный молодой властитель, глубоко потрясенный раскрытием предательства и заговора со стороны бояр. Разрываемый внутренними муками, он тем не менее – ради спасения государства и собственной жизни – прибегает к жестоким преследованиям своих врагов. В фильме Эйзенштейна царь Иван, возводя страну на вершину величия, сам постепенно превращается в одинокого угрюмого и болезненно-подозрительного тирана. (Прим. И. Берлина) — 52 —
|