|
стал непредсказуемым. В 1934 году партия через посредство только что созданного Союза советских писателей взяла в свои руки управление литературой. Никаких споров и разногласий не допускалось. Силы и ресурсы всех областей, включая и искусство, необходимо было подчинить интересам экономики, технологии и образования с тем, чтобы догнать, а позже и перегнать враждебный капиталистический мир. Темной массе неграмотных рабочих и крестьян предстояло сплотиться в современное и непобедимое общество, и эта задача предполагала беспощадную борьбу на политическом фронте, не оставляющую места высокой культуре и полемике. Искусству, тем не менее, отводилась большая роль: оно должно было поддерживать соответствующее настроение в обществе и свидетельствовать о правильности пути. Кто-то смирился с этой идеологией, кто-то пытался протестовать. А некоторые приняли ее восторженно, убеждая самих себя и других, что благодаря государственной опеке они приобретают особое положение, которое было бы невозможно на мещанском и бездушном Западе. Казалось, к 1932 году стало легче дышать, но это было иллюзией. А вскоре наступил страшный период: генеральная чистка, начало которой положили репрессии и пресловутые показательные процессы, последовавшие за убийством Кирова в 1934 году, а кульминацией стал ежовский террор 1937-38 годов. Пока был жив Горький, имеющий огромный авторитет в партии и народе, сам факт его существования как-то сдерживал этот процесс уничтожения. Не меньшим влиянием пользовался поэт Маяковский, чье творчество образно называли голосом революции. Маяковский застрелился в 1930 году, Горький умер шесть лет спустя. Вскоре после этого Мейерхольд, Мандельштам, Бабель, Пильняк, Клюев, критик Д.Святополк-Мирский, грузинские поэты Яшвили и Табидзе - я упоминаю лишь наиболее известных - были арестованы и приговорены к ссылке или смерти. В 1941 году Марина Цветаева, незадолго до этого вернувшаяся из Парижа, покончила с собой. Количество доносов и фальшивых показаний возросло до неимоверных размеров. Тем, кто имел несчастье быть арестованным, чаще всего грозила смерть: не помогали ни упорный отказ от предъявленных обвинений, ни смирение и самооговоры. А многие из тех, кто пережили репрессии, сохранили до конца своих дней мучительные и унизительные воспоминания о том времени. Наиболее достоверно этот не первый и, возможно, не последний кровавый период русской истории отразили в своих мемуарах Надежда Мандельштам и Лидия Чуковская, а в поэзии - Ахматова. Картина уничтожения русской интеллигенции представляется мне — 4 —
|