Речи

словами, разве есть какие-нибудь меры воздействия, кроме залога или пени?

Но если бы Антоний знал, какое предложение я собирался внести, он, уж

наверное, несколько смягчил бы суровость своих принудительных мер.

(VI, 13) Или вы, отцы-сенаторы, думаете, что я стал бы голосовать за

то, с чем нехотя согласились вы, - чтобы паренталии29 превратились в

молебствия, чтобы в государстве были введены не поддающиеся искуплению

кощунственные обряды - молебствия умершему? Кому именно, не говорю.

Допустим, дело шло бы о Бруте30, который и сам избавил государство от

царской власти и свой род продолжил чуть ли не на пятьсот лет, чтобы в нем

было проявлено такое же мужество и было совершено подобное же деяние; даже

и тогда меня не могли бы заставить причислить какого бы то ни было

человека, после его смерти, к бессмертным богам - с тем, чтобы тому, кто

где-то похоронен и на чьей могиле справляются паренталии, совершались

молебствия от имени государства. Я, безусловно, высказал бы такое мнение,

чтобы в случае, если бы в государстве произошло какое-нибудь тяжкое событие

- война, мор, голод (а это отчасти уже налицо, отчасти, боюсь я, нам

угрожает), я мог с легкостью оправдаться перед римским народом. Но да

простят это бессмертные боги и римскому народу, который этого не одобряет,

и нашему сословию, которое постановило это нехотя.

(14) Далее, дозволено ли мне говорить об остальных бедствиях

государства? Мне поистине дозволено и всегда будет дозволено хранить

достоинство и. презирать смерть. Только бы у меня была возможность

приходить сюда, а от опасности, связанной с произнесением речи, я не

уклоняюсь. О, если бы я, отцы-сенаторы, мог присутствовать здесь в

секстильские календы - не потому, что это могло принести хотя бы

какую-нибудь пользу, но для того, чтобы нашелся не один-единственный

консуляр, - как тогда произошло, - достойный этого почетного звания,

достойный государства! Именно это обстоятельство причиняет мне сильнейшую

скорбь: люди, которые от римского народа стяжали величайшие милости, не

поддержали Луция Писона, внесшего наилучшее предложение. Для того ли

римский народ избирал нас в консулы, чтобы мы, достигнув наивысшей степени

достоинства, благо государства не ставили ни во что? Не говорю уже - своей

речью, даже выражением лица ни один консуляр не поддержал Луция Писона.

(15) О, горе! Что означает это добровольное рабство? Допустим, что в

некоторой степени оно было неизбежным; лично я не требую, чтобы поддержку