|
Файхингер - симптом; в нем кантианство пережило свой "термидор". Но симптом этот далеко не единственный. Мы говорили уже, что феноменология символических форм выявляла себя в аспекте истории наук и искусств как соответственно терминология и стилистика. Логика этой феноменологии, базирующаяся на признании автономности и условности символа, привела к его уничтожению. Ежели символ автономен, то; стало быть, он тождествен себе во всех своих формах; философские проблемы, стало быть, суть проблемы лингвистические; проблема сводится к термину, растворяется в нем. Философские споры суть споры о словах, за ними не скрывается ничего реального. Философия - от Фалеса до современности - огромное недоразумение, вызванное -многообразными формами употребления-языка. Так вот, одним росчерком пера ликвидировал неопозитивизм любовь к мудрости со всей ее историей, ибо "история всей философии, - по ироническому замечанию М. Шлика, - приняла бы совершенно иной ход, если бы сознание наиболее значительных мыслителей было взбудоражено фактом существования языка" [24]. Заметим, кстати говоря, что единственное оправдание иронии этого автора - в его неосведомленности. Проблема языка всегда волновала "наиболее значительных мыслителей". Туллио де Мауро - крупнейший современный лингвист - замечает по поводу этих слов Шлика: "Уже в том, что касается Аристотеля, можно было бы полностью перевернуть утверждение Шлика, заявив, что история западной мысли приняла бы, пожалуй, иной ход, будь у греческого мыслителя меньше веры в существование языка" [25]. Эта вот ирония - вполне осведомленная. Неопозитивисту Шлику вторит - страшно сказать! - такой брезгливый антипозитивист как Шпенглер. Что скрывается за роскошествами "Заката Европы"? Все тот же позитивистический скепсис; если для Шлика и его единомышленников философские проблемы сводятся к пустозвучию (flatus vocis), то для Шпенглера таковой является вся культурная история человечества, во всей бессмыслице рождения, роста и смерти культур, не имеющих никакой общей задачи и: существующих исключительно для самовыражения. Здесь символ довлеет себе, он существует сам по себе и, исчерпав свои возможности, исчезает навсегда. Каково кредо Шпенглера? Он высказывает его с присущей ему недвусмысленностью: "Систематическая философия нынче бесконечно далека от нас; этическая - завершена. Для западной духовной жизни остается еще третья, соответствующая античному скептицизму" возможность, которая будет обозначена через неизвестный доселе метод сравнительной исторической морфологии. Возможность, т.е. необходимость. Античный скептицизм неисторичен: он сомневается и просто отрицает. Западный скептицизм, если он обладает внутренней необходимостью и водит быть символом нашей. склоняющейся к концу душевности, обязан быть историческим. Он упраздняет, понимая все как. относительное историческое явление. Он испытует физиогномически. Скептическая философия знаменует свое вступление в эллинизм отрицанием философии - ее считают бесцельной. Мы же, напротив, принимаем историю философии как последнюю серьезную тему философии. И это есть скепсис... Скептицизм - выражение чистой цивилизации; он разрушает мировой образ предшествующей культуры" [26]. Скепсис, как последний и высочайший символ "фаустовской мудрости", - чем он внушен? Все той же contradictio in adjecto - абсолютным релятивизмом пресыщенного культурного сознания. И тот же скепсис процветает в художнической практике; Здесь он выявлен как декаданс, доподлинное кредо которого запечатлено в драматической формуле Брюсова: "За бога, допустим, процентов, так, сорок; и против процентов, так, сорок; а двадцать, решающих - за скептицизм" [27]. Персонификация этих решающих двадцати процентов - новый тип человека: "homo ludens" — 11 —
|