Так и не удалось завалить избенку, хотя Кузьма Андреевич прибегал к разным хитростям. На собрании сидел он красный и гордый. Председатель долго перечислял его заслуги. Стенгазета, составленная комсомольцами, восхваляла Кузьму Андреевича и в прозе и в стихах. Заслуги были так велики и неоспоримы, что мужики заранее поздравляли его с новосельем. — Предлагаю, — сказал председатель (Кузьма Андреевич замер, скамейка будто качнулась под ним), — предлагаю ввести товарища Севастьянова в правление. — Давай! — загудели мужики и выбрали Кузьму Андреевича единогласно. — Следующий вопрос о хрулинском доме, — начал председатель, роясь в своей засаленной лохматой папке. Собрание притихло; через головы мужиков тянул сизый махорочный дым. ...Мечты Кузьмы Андреевича рухнули. Председатель сказал, что рик, заслушав его доклад и учитывая, с одной стороны, — успехи колхоза в посевной кампании, а с другой стороны, отдаленность районной больницы, постановил открыть в колхозе амбулаторию, использовав для этого хрулинский дом. Мужики захлопали в ладоши. Собрание окончилось. Тимофей сказал: — Вот и зря горб мозолил. — А тебе спасибо, — язвительно ответил Кузьма Андреевич — Поклон тебе низкий: поддержал ты мою избенку. — Для хорошего человека почему же не постараться? Подпорку-то возверни березову. — Это моя подпорка, — Как твоя? — Эдак, — ответил Кузьма Андреевич, злой, но ликуя. — Раз у моей избы, значит моя! И ушел. — Обождь, обождь, — кричал ему вслед Тимофей, — моя жердь! Возвращался Кузьма Андреевич окольной дорогой, мимо хрулинского дома. На окнах и на двери белели тесовые перекресты. Кузьма Андреевич сердито подумал: «Эх, жизня. Верно, так и помрем в хибарке!» Около избы его поджидала старуха. — Кузьма, погоди! Щекоча его бороду своим теплым дыханием, она прошептала: — Я тут без тебя завалила стенку-то. Бревном подворотила... Ежели, мол, придут с собрания, поглядеть... Ночью ударил ветер, избенку продувало насквозь. Глухо гудели корявые вербы, мешали Кузьме Андреевичу спать. Утром он принялся за ремонт избенки. Сеялся тонкий дождь. В мягком его тумане расплывались очертания дальних сараев. Лес сразу отступил версты на две. Смущенная старуха говорила: — Все хотела как лучше. Кузьма Андреевич только покряхтывал, ворочая бревна. Они замшели в пазах и были скользкими. 5Вскоре приехал фельдшер. У него были жиденькие усы, круглые совиные глаза и огромный череп, надвинутый, как малахай, на сплющенное лицо. — 6 —
|