Кузьма Андреевич осмотрелся... Никого... Подошел к стене, вышиб одну подпорку, другую, Бревна сразу осели; с крыши посыпалась слежавшаяся в землю солома. Совершив это странное дело, Кузьма Андреевич вернулся в избу. Старуха месила тесто. Оно чавкало и пузырилось под ее жилистыми руками. — Вышиб, — сообщил Кузьма Андреевич. — Завтра к полудню завалится. Дальше не выстоит... — Ох, Кузьма! А не завалится она, часом, ночью? Придавит... — Бог милостив, — сказал он, снимая сапоги. — Только, старуха, молчок! Завалилась и завалилась. От старости, мол. Нам ровесница. Когда в избенке потух огонек, совершилось второе странное дело. Из-за плетня появился человек — маленький, с бороденкой хвостиком, в облезшем собачьем малахае, поставил на место подпорки колья; подумал, сходил куда-то, вернулся с толстой березовой жердью и подпер стену еще с правого угла. — Врешь, Кузьма! — злорадно прошептал он. — Не завалится твоя избенка! Уберегу я твою избенку! Проснулся Кузьма Андреевич рано. Кричал петух на дворе, красная заря заглядывала в мутное окошко. — Ну вот и не придавило. Пойтить поглядеть. К полудню, чай, обязательно рухнет... В дверях он обернулся. — Я на работу уйду. И тебе, старуха, уйтить бы. А как завалится, бежи, кричи. Да чтобы слезу видали. — Ох, Кузьма! Не умею я со слезой. — Дура! Потри глаза луком. Луковицу-то положь в карман. Он вышел и остолбенел. Пальцы сами сложились для крестного знамения. Особенно поразила его новая жердь, дымящаяся под ветром белыми прозрачными завитками. — Что ж ты спишь, как бревно? — угрюмо сказал он старухе. — Ничего не слышишь. — Ох, Кузьма!.. — Вот тебе и Кузьма! Подкузьмили! На следующую ночь он решил обмануть врага и отодвинул подпорки так, что с виду они как будто поддерживали стену, а в действительности торчали зря — нижние концы не имели упора. К утру появился упор — здоровенные осиновые колья... А когда вышел Кузьма Андреевич на дорогу и оглянулся, то чуть не упал. Рамы были окрашены синим, а наличники — желтым. Избенка выглядела нарядной, хоть куда! Кузьма Андреевич схватил косырь и мгновенно соскреб всю краску. Она была еще сырая и липла к пальцам. Потом Кузьма Андреевич принес из лужи полную лопату грязи, заляпал стену и окна. Избенка сразу посерела и осунулась. 3Странным ночным событиям предшествовало выселение кулака Хрулина. Недели через две после его отъезда прошел дождь, и тогда обнаружилось, что железная крыша кулацкого дома вся порублена топором. — 2 —
|