Избранные произведения

Жители Бухары должны забыть о том, что они люди, о том, что им присущи собственные мысли и желания, что они имеют право на радость и любовь... Но в затхлом и отвратительном мире средневековых представлений и предрассудков появляется веселый, живой человек Ходжа Насреддин — воплощение энергии, остроумия, человек, несущий в себе подлинно народный гуманизм. Ему отвратительны слепое преклонение, бессмысленная вера, восторженный экстаз, даже когда они обращены к нему самому. «Я самый обычный человек на этой земле, — сколько вам раз повторять! И не хочу быть никем иным: ни шейхом, ни дервишем, ни чудотворцем, ни звездным странником!» — кричит он.

О, конечно, ему ненавистны чудовищные нормы жизни средневековых Бухары и Коканда, палачи, шпионы, воры, бездарные правители и предатели. Он знает цену тем, кто боится «за свой жалкий грош, хотя бы вокруг погибала вселенная».

Сюжетная стремительность коротких сказок сменяется неторопливым разворотом действия. Автор с внешним спокойствием, не спеша, не меняя интонации, повествует о событиях, перемежая свой рассказ, отступлениями и раздумьями. Он озабочен не просто судьбой Насреддина, он думает о народе — его создателе.

Народ не зря противопоставил своего героя скупым баям, глупым муллам, хищным вельможам. Л.Соловьев противопоставил Насреддина скупости, глупости, барству.

Но в книге есть еще один пласт — часто, очень часто герои повести упоминают положения и образы из различных философских учений средневекового Востока.

Разобраться в этом сложно. Соловьеву, несомненно, были известны догмы хариджитов, и одной из крупнейших сект шиитского направления — секты исмаилитов с их стремлением постигнуть «божественную истину», и мистицизм суфиев с их аскетизмом, фатализмом, презрением к мирским желаниям. Ходжа Насреддин сталкивается с философскими концепциями этих сект. Но всегда в книге побеждает мудрый реализм народного разума.

Когда старый дервиш говорит о «райском расцвете земли — не раньше, правда, чем тысяч через пятьсот лет», такой срок приводит реалиста Ходжу Насреддина в уныние: «Он привык считать землю своим родным домом, а не случайным караван-сараем на путях звездных странствований, и ему хотелось поскорее навести в этом доме порядок. Пятьсот тысяч лет! Умственный взор его терялся в этой необозримости...».

Земля — родной дом.

Счастье — сейчас же, на земле!

Вот то, что противопоставляет Ходжа Насреддин сектантскому догматизму своих собеседников и спутников.

Вечный круговорот природы, «великое благо слиянности с миром», убежденность в силе человека проходит через всю книгу. И не случайно в одном из своих стихотворений, обращаясь к великому Хафизу, Соловьев писал о вечности жизни: «Может, умер я где-то в море. Может, где-то на берегу. Всем ученым мужам на горе, я и сам сказать не могу...». Жизнь — вечна. Реальная, Земная, И для того чтобы помочь людям, для того чтобы она стала лучше, живет Ходжа Насреддин. Он и сейчас продолжает свой путь. Он едет, пересекая границы стран и границы времени.