|
Он встал, сверкнул зелеными глазами и, крадучись, отправился в детскую. А за окном ветер и метель вели себя ниже всякой критики.. * * *– Вы чего тут сидите? – нахмурившись и обведя детей жестким взглядом, проворчал Постулатов. – Мы ничего, папочка. Мы сидим тихо. – Сидите тихо?! Леденящий душу смех Постулатова прозвучал в детской, сливаясь с воем бури за окном. – А разве дети должны сидеть тихо?! Детское это дело? Сейчас же, чтобы резвиться, прыгать и смеяться. Ну?!! Детки заплакали. – Простите, папочка… Мы больше никогда не будем… – Что? Плакать? Немедленно же резвитесь, свиненки этакие! Ну, ты! Или смейся, или я с тебя три шкуры спущу. Я вам пропишу елку!.. Прижавшись друг к другу, забившись в угол, дети с ужасом глядели на искаженное лицо отца… – Ах, так? Такое отношение? Не хотите веселиться?! Ну, так вы сейчас отведаете ремня!! Эй, кто там?! Где мой кожаный ремень!! Агафья! Ли завета! Подать ремень!! Столпившись в дверях, все домочадцы с ужасом взирали на разъяренного хозяина. – Куда девался ремень? Агафья! Не знаю, барин… я и то найти его не могу!.. Уж не в зеленом ли дедушкином сундуке?.. – Подальше, дьяволы, постарались засунуть. Прочь!! Я сам его найду! И ринулся Постулатов в полутемный чулан, в котором стоял знаменитый дедушкин зеленый сундук. * * *В каждом благоустроенном семействе имеется какой-нибудь баул, сундук или просто коробка, в которую годами складывается всякая дрянь: сплющенная весенняя шляпка, два разрозненных тома «Нивы», испорченная мясорубка, засаленный галстук, бутылочки со старыми лекарствами, мужская сорочка с оторванными манжетами, пара граммофонных пластинок и изъеденная молью плюшевая кошка. На письменных столах и туалетах тоже стоят маленькие коробочки, в которых годами копятся: шнурок от пенсне, полдесятка разнокалиберных пуговиц, поломанная запонка, английская булавка и позолоченная облезшая часовая цепочка. Зеленый сундук Постулатовых отличался той же хаотичностью и разнообразием содержимого… Лихорадочно рылся разъяренный Постулатов, отыскивая популярный в детской желтый кожаный ремень от саквояжа, рылся… как вдруг рука его наткнулась на что-то стеклянное. – Дрянь какая-нибудь, пустая посуда, – подумал он и вытянул на свет Божий одну бутылку, другую… третью… Оглядел их – и сердце его бешено заколотилось: в первых двух ярким топазом сверкнул французский коньяк, а в третьей тихо мелодично булькала при малейшем сотрясении настоящая смирновская водка. — 43 —
|