|
необходимостьжертвы. И жертвой станет - человек. Самая сердцевина его, самый корень - то, чтов нем темно, сильно и дорого, как кровь. Пошли меня в Тартар, Минос, если толькоТартаром можно исцелить пристрастие к бойкой речи. Я приучил ее к мысли, чтолепета рассудка довольно для жизни - лишь бы слова были жидкими и прозрачными, как вода; ведь я вырос в тех краях, где воды в избытке и потому ее не особенноценят. Я вскормил ее словами. Мне хотелось закричать, что все это ложь - ведь учитель вскормил меня не словами, а любовью, которую он отдал мне, а не богам. Но было поздно. Суд, по-видимому, закончился. -Успокойся, - перебил учителя судья. - Женщина - истица, а не подсудимая. Она обвиняет богов. Боги ей ответили. Если они выдвинут встречное обвинениепротив нее, потребуется другой, высший суд. Отпустите ее. Куда мне было идти? Я стояла на каменном столбе, и кругом, куда ни посмотри, была пустота. Наконец я решилась и бросилась со столба прямо в волнующееся море призраков. Но не успела я достичь земли, как меня подхватили чьи-то сильные руки. Это был Лис. -- Дедушка! - заплакала я. - Ты живой, ты настоящий. А Гомер говорил, чтоникому не дано обнять души мертвых... что они только тени. -- Мое дитя, мое любимое дитя, - приговаривал Лис, целуя меня, как прежде, вглаза и лоб. - В одном я не ошибся - поэты часто лгут. Но за все остальное - ты жепростишь меня? -- Я - тебя, дедушка? Нет, дай мне сказать: я же знаю, что те доводы, которыеты приводил, когда остался в Гломе, хоть и получил свободу, были только масками,под которыми ты спрятал свою любовь. Я же знаю, что ты остался только из жалости и любви ко мне. Я же знаю, что сердце твое разрывалось от тоски по Греции, - ядолжна была отправить тебя домой. А я набросилась на любовь, которую ты мне дал,как голодный пес на кость. Ах, — 208 —
|