|
Сколько бы хвороста ни принести руками человеческими, он все равно прогорит. Но огонь перекидывается дальше, и никто не знает, где ему конец. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ Трое мужей - Цзы-Санху, Мэн Цзыфань и Цзы-Цинь-чжан - говорили друг другу: - Кто из нас способен быть вместе, не будучи вместе, и способен действовать заодно, не действуя заодно? Кто из нас может взлететь в небеса и странствовать с туманами, погружаться в Беспредельное и вовеки жить, забыв обо всем? Все трое посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ни у кого из них в сердце не возникло возражений, и они стали друзьями. Они дружно прожили вместе некоторое время, а потом Цзы-Санху умер. Прежде чем тело Цзы-Санху было предано земле, Конфуций узнал о его смерти и послал своего ученика Цзы-Гуна участвовать в траурной церемонии. Но оказалось, что один из друзей покойного напевал мелодию, другой подыгрывал ему на лютне, и вдвоем они пели песню: Эй, Санху! Эй, Санху! Ты возвратился к подлинному, А мы все еще человеки. Цзы-Гун поспешно вышел вперед и сказал: - Осмелюсь спросить, прилично ли вот так петь над телом покойного? Друзья взглянули друг на друга и рассмеялись: - Да что он знает об истинном ритуале! Цзы-Гун вернулся и сказал Конфуцию: - Что они за люди? Правил поведения не блюдут даже от собственного тела отрешились и преспокойно распевают песни над телом мертвого друга. Уж не знаю, как все это назвать. Что они за люди? - Эти люди странствуют душой за пределами света, - ответил Конфуций. - А такие, как я, живут в свете. Жизнь вне света и жизнь в свете друг с другом не соприкасаются, и я, конечно, сделал глупость, послав тебя принести соболезнования. Ведь эти люди дружны с Творцом всего сущего и пребывают в едином дыхании Неба и Земли. Для них жизнь все равно что гнойник или чирей, а смерть - как выдавливание гноя или разрезание чирея. Разве могут такие люди отличить смерть от жизни, предшествующее от последующего? Они подделываются под любые образы мира, но находят опору в Едином Теле вселенной. Они забывают о себе до самых печенок, отбрасывают зрение и слух, возвращаются к ушедшему и заканчивают началом, не ведают ни предела, ни меры. Безмятежные, скитаются они за пределами мира пыли и грязи, весело странствуют в царстве недеяния. Ужели станут они печься о мирских ритуалах и угождать толпе? - В таком случае, учитель, зачем соблюдать приличия самим? - спросил Цзы-Гун. — 114 —
|