|
Мы сидели спина к спине с Назимой – с женщиной из Караганды. Почему-то спиной я чувствовал зверя – Аниму больше, чем цивилизованного человека. Может, спина и вправду более информативна. После упражнения я решил окунуться в озере. Была сорокаградусная жара, а в Телецком озере – холод (пять – семь градусов). Когда я вошел в тело этого озера, показалось, что у меня нет ног, и я подойду к берегу одним туловищем. Когда я вышел из озера, то почувствовал себя не только обновленным, но даже воскрешенным. Тело было готово для тотального восприятия мира: волн, камней на берегу, неба, шелеста листвы берез, всей группы, которая была рядом на берегу и тишины, которая пронзительно и одновременно во всем присутствовала. Вечером была медитация на огонь. Это было грустно. Я бродил от огня к огню, но не видел медитирующих. Кругом были очень цивилизованные: люди, которые смотрели на костер или бездельничали в прострации. Мне было грустно, и потому я зажег свой костер. Я избрал больше и глубже заниматься самому тем, что я преподаю. И я увидел рождение, взросление, жизнь и смерть человечества в своем костре. Был какой-то божественный ужас в том, как рассыпанные по земле угольки постепенно гасли. Это было похоже на зрелище, которое мы наблюдаем ночью, когда смотрим на город с высоты птичьего полета. Но здесь было понятно, что огни больше не зажгутся. И в этом было какое-то торжество смерти, ее танец, как она мягкими пятками гасит жизнь за жизнью, дом за домом, селение за селением, город за городом. Вторую ночь нас спало всего трое. Хозяин кордона утопил четырех котят. По его умыслу их оказалось много. Четверо уплыли в реке в Телецкое озеро, и их уже кушали рыбы-хищники. Мне было жалко их. Я чувствовал себя одним из котят, и мне было безумно холодно в пуховом спальнике. Я хорошо понимал, что, в конце концов, я – тот же котенок, и когда-нибудь Господь отпустит меня в то же самое озеро, и то же живое вгрызется в мою плоть. Почему-то я долго ворочался в ту ночь. И вроде бы – какая причина? Просто ночь в деревянной часовне в одиночестве и с орущей в тоске самкой-мамой с единственным котенком. Но какая тоска. Сейчас я могу написать теоретическое объяснение по поводу, но как только вспоминаю тоску – руки опускаются. Может и вправду чувство искреннее, чем слово. — 7 —
|