|
12 Джон Пассмор. Современные философы ным идеалам 1960-х годов. Идеи Маркса в интерпретации Альтюссера отстаивали те, чьи идеалы носили более аскетичный характер 3. Хотя в результате марксизм завоевал в 1970-е годы видное положение на англо-американских философских факультетах (что для предшествующих десятилетий было совершенно не характерно), ему также, по ряду причин, не будет уделено внимания в последующем изложении. Марксизм наиболее плодотворно используется и наиболее широко культивируется в применении к политической философии, философии искусства и практической соцальной критике, но все эти области лежат за пределами моих нынешних интересов. Когда философствование в стиле Маркса принимает форму эпистемологии или метафизики, оно чаще всего выливается в разнообразные ученые труды, посвященные выяснению того, что же Маркс «действительно имел в виду». Это вовсе не удивительно, учитывая, что сам Маркс щ писал систематических работ по этим темам. В действительности же, наиболее естественно видеть в нем антифилософа, утверждавшего, что философия — это пережиток прошлого и ей на смену должна теперь прийти наука, которая имеет к ней такое же отношение, какое, согласно известному высказыванию Маркса в «Немецкой идеологии» (1845— 1846, впервые полностью опубликованной в 1932), «имеет онанизм к половой любви». Тем не менее в течение какого-то времени марксистскую философию создавали, как это было описано и в книге «Сто лет философии», обращаясь к Энгельсу и Ленину. Советские марксисты все еще продолжают так делать. Но многие другие марксисты как в англо-американском мире, так и на европейском континенте (куда следует отправиться за пользующимися наибольшим влиянием переформулировками марксизма) ищут марксистскую философию в ином месте, часто возвращаясь к Фихте, Гегелю или Фейербаху. Их работы, экзегические и апологетические по характеру, имеют к настоящему повествованию не большее отношение, чем, скажем, аналогичные работы о Фреге и Расселе, даже если их темой является эпистемология или метафизика. Уже становится достаточно очевидным, почему этот эпилог с его завершающими главами даст значительно менее репрезентативную картину происходящего сейчас на философских факультетах по сравнению с той книгой, для которой он служит эпилогом. Но следует еще кое-что добавить по этому поводу. В 1957 г., когда вышло первое издание книги «Сто лет философии», англо-американский философский мир был сравнительно небольшим, уютным, замкнутым, в нем было очень мало философских периодических изданий, да и писали тогда относительно немного. Десятилетие спустя в несколько раз выросло число публикуемых книг и стремительно увеличилось количество статей, достигнув уже того предела, при котором, как я отмечал при выходе второго издания книги в 1966 г., историк не может больше надеяться «охватить всю область» в той мере, в какой это было возможно прежде. То, что когда-то было лишь небольшим ручейком, превратилось к этому време- — 6 —
|