|
– А зачем нужно в соцстрану? Он посмотрел на меня с удивлением: – Как зачем? Такой порядок. После этого легче оформиться и в капстрану. Вы меня поняли? Сказать, что я в тот момент что-то понял, было бы сильным преувеличением. Но я, несомненно, начал понимать. Все получалось каким-то не таким. То, что ложь и фальшь царят на первом этаже, я знал, но мне казалось, что жители второго этажа от них освобождены и могут друг перед другом не притворяться и не лицемерить. Но это было не так. Уж какие сильные люди пожелали послать меня в Америку, а и им трудно сделать это без моей липовой предварительной поездки в Болгарию или ГДР. О господи, неужели даже на их уровне нельзя обойтись без «туфты»? В чем же тогда их сила? – Ну вот, в общем, не теряйте времени, начинайте действовать. А то так до пенсии и будете слушать швецовские анекдоты (Швецов – наш остроумец, референт по сельскому хозяйству). Кстати, какие байки новенькие порассказал? – Сейчас у него все больше про Чапаева идут. – Ну да, у него всегда сериями. Помню, была серия про сумасшедших, потом «Армянское радио» пошло, потом… Да, вот как раз вчера мне рассказали, послушайте… И он рассказал мне анекдот – о чем бы вы думали? – о Ленине и Троцком! Разумеется, не злой, построенный на чистой игре слов, но все-таки! Значит, хотел подчеркнуть, что я свой человек для них. И, кроме того, выполнив то, о чем его попросили сверху, чувствовал облегчение и позволил себе расслабиться и отдохнуть. А чья была эта просьба, угадать нетрудно. Бывший батрак моего дяди ради его светлой памяти решил позаботиться о племянничке – позвонил кому следует и сказал: «Помоги молодому человеку! Ну и насчет своей рекомендации в партию упомянул, а это уже придало просьбе оттенок приказа. И вот, «кто следует» сделал все, что от него зависело, и теперь шутил. Но, по мере того как он становился все непринужденнее, я мрачнел и чувствовал себя все более скованно. Я знал, что это плохо, что я могу этим себе повредить и даже поставить под угрозу так неожиданно открывшуюся передо мной блестящую карьеру, но ничего не мог с собой поделать. ДО МЕНЯ НАЧАЛО ДОХОДИТЬ, и на душе стало скверно и тревожно. Когда я ехал сюда и даже когда разговор уже начался, я был абсолютно уверен, что сильные мира сего хотят что-то сделать ДЛЯ МЕНЯ. Пусть не за мои личные достоинства, а в память о дяде, но если не быть щепетильным, этот нюанс можно проглотить. А сейчас я увидел всю свою наивность, и мне приоткрылась истина. Они хотели совершить нечто НАДО МНОЙ. Не предоставить мне шанс подняться наверх, оставаясь таким, какой я есть, а изменить меня, сделать меня таким, как они. И они были безукоризненно логичны. Они-то были умные люди, а вот я был в то время безнадежный дурак. Они прекрасно знали, что, если человек внутренне не станет таким, как они, никакая внешняя помощь не поднимет его наверх. Таковы законы природы, и отменить их не в силах никто, даже «самый-са-мый большой начальник». И ведь они были добры ко мне, они действительно сделали все, что могли, причем совершенно бескорыстно. С их точки зрения, они оказывали мне благодеяние. Я ведь мечтал о продвижении на две ступеньки и о заграничных командировках – они мне как раз это и предложили. Мало того, подозревая, что я неграмотен и не знаю законов природы, они терпеливо растолковали мне, как можно этого достичь, их не нарушив. Какие же чувства у меня к ним могут быть кроме благодарности? И какие могут быть претензии? — 158 —
|