|
Далее традиция агностицизма шла к Г. Спенсеру, к прагматизму У. Джемса и неопозитивизму XX в. Уже отмечалось, что неопозитивисты пытаются изобразить агностицизм как своего рода торжество познавательных способностей человека, который будто бы установил, что то, что раньше казалось непознаваемым, просто-напросто не имеет научного смысла и познанию не подлежит. Но и здесь пальма первенства принадлежит Юму: уже он пытался перекрасить агностицизм в теоретико-познавательный оптимизм: «...увидев, что нами достигнуты крайние пределы человеческого разума, — писал он, — мы чувствуем себя удовлетворенными...» [2]. Надо сказать, что в этом отношении современные нам британские аналитики более откровенны в своем пессимизме. «Чем более мы изучаем мир и механизм духа, — пишет один из них, Т. Джессоп, — тем труднее понять, как такой механизм в таком мире вообще способен что-либо познавать» [3]. Увы, Джессоп не понял того, что подобный вывод должен быть расценен не как приговор человеческому познанию, но как осуждение той философии, которая пытается изречь этот приговор. 1 Н. Д. Виноградов. Философия Давида Юма. Часть I. Теоретическая философия М., 1905, стр. 173. 2 Т, стр. 5. 3 Сб. «Hume and present Day Problems», p. 228. 351 Было отмечено, что пытаясь найти средний путь между методическим и нигилистическим скептицизмом, Юм придал им характер дилемм «сдержанного» и «крайнего» скептицизма, которые и стал соединять то в той, то в иной пропорции. Это значило, что он не понял всего прогрессивного значения методического скептицизма, почему, в частности, и стал склоняться к скепсису, направленному на его же собственную философию. Впрочем, в этике скепсис Юма был и остался завуалированным, не говоря уже о других областях общественной жизни, исследованием которых он занимался [1]. И сам интерес его к проблемам, все более далеким от философии, а главное все более нефилософское их рассмотрение говорили, помимо всего прочего о том, что Юм все сильнее чувствовал бесплодие философского скептицизма в тех формах, которые ему казались вначале многообещающими. В свете всего этого не стоит удивляться тому, что у махистов и неопозитивистов оказался в чести не исторически существовавший Юм с его недомолвками, колебаниями и эволюцией, но Юм-доктринер, автор исходных тезисов агностицизма. Еще Мах и Авенариус позаимствовали у такого Юма критику причинности и субстанции, учение о «чистом опыте» и методологический принцип экономии мышления. Мах в предисловии к русскому переводу «Анализа ощущений» (1906) писал, что от Канта он «вернулся» к надежным будто бы основам философии Беркли и Юма. — 253 —
|