|
349 Идеологам буржуазии уже в XIX в. как нельзя кстати пригодилась изощренная мимикрия позитивизма под рыцаря «положительного» знания, борца за победу науки и ее возвышение в ущерб спекуляциям. На деле оказывалось, что проводимая под флагом веры в точное знание позитивистская интерпретация науки не препятствовала — да и то далеко не всегда — чисто техническим применениям естествознания, но в конечном счете налагала на него путы, так как вела к потере уверенности в его перспективах и разрушала его теоретическую мощь. Начало этому, как уже отмечали, положил Юм, подрывавший доверие к закономерностям, выявляемым посредством анализа данных опыта. Но этого не понял ни Томас Гексли, автор хвалебной книги о Юме, веривший в то, что агностицизм приносит пользу естествознанию, будучи всего лишь охлаждающим душем для слишком увлекающихся голов [1]. Не поняли этого и многие честные ученые более позднего времени, вплоть до тех из них, которые наивно полагают, будто наука «не нуждается» ни в какой философии. Между тем наука, лишенная серьезного философско-материалистического обоснования, не только теряет крылья, но и оказывается беззащитной перед наступлением идеализма и религии. Юм запрещал теории выходить за пределы сферы явлений. Неопозитивисты XX в. запрещают выходить философии за пределы языка. В обоих случаях религия получает ободряющую санкцию на агрессивное распространение сферы своего влияния. На представительство «здравого смысла» претендовали в свое время и Беркли и Юм. Учением «здравого смысла» провозгласили свои воззрения и позитивисты. Но как оказывается на поверку, этот «смысл» сводится к узкоделяческому практицизму, который рекомендует «на всякий случай» «дополнить» науку верой в бога, а потом и склониться перед ней. Однако Юм верил в существование внешнего мира, лингвистические же позитивисты изверились и в собственной философии. 1 Объективно сам Т. Гексли выступал в науке как естественнонаучный материалист. Это отмечал К. Маркс в письме Ф. Энгельсу от 12 декабря 1868 г. (См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 32, стр. 182). 350 Прямым продолжателем линии Юма в английской философии был Д. С. Милль. Хотя он почти не читал «Трактата о человеческой природе», он взял на свое вооружение учения Юма о причинности, ассоциациях, вере и привычном единообразии внешней и человеческой природы. Как и Юм, он недооценивал специфику человеческого мышления, подменяя познавательную активность разума функцией воображения (хотя и не отдал ей ва откуп математику). Сделав свой общеизвестный вклад в учение о принципах индукции, Д. С. Милль в то же время во многом остался на уровне Юма. Так, «у Мил-ля в трактовании вопроса о причинной связи, по-видимому, нет ясного разграничения между гносеологической и психологической точками зрения, что легко можно подметить у Юма, по крайней мере, в отношении постановки проблемы» [1]. — 252 —
|