|
Довольно странно, что вслед за словами, изображающими меня выдающим за новинку доктрину, которую я просто старался отметить и расширить, немедленно следует фраза, в которой герцог Аргильский сам выставляет эту доктрину хорошо известной и прекрасно установленной. "Вообще не подвергается оспариванию соответствующая физиологическая доктрина, что ослабевшие органы (вследствие постоянного неупотребления) переходят по наследству к потомству в этом состоянии функционального и структурного упадка. И обратно, растущая способность и развитие, возникающие из обычного и нормального употребления специальных органов и передачи этого потомству, иллюстрируются многими примерами из воспитания домашних животных. Я не знаю, чему еще другому можем мы приписать длинные, гибкие ноги и тело борзых собак, так очевидно приспособленных к быстроте бега, или утонченную способность обоняния у понтеров и сеттеров, или дюжину других случаев видоизменения структуры, причиненной искусственными подборами." Ни с одним из положений, содержащихся в этом отрывке, я не могу согласиться Если унаследование "функционального и структурного упадка вообще не оспаривалось", то половина моей статьи была бы бесполезна, и если унаследование "растущей способности и развития", причиненных употреблением, было признано как "иллюстрированное многими примерами", то и другая половина моего труда была бы ненужной. И то и другое подвергается оспариванию; и если не положительно отвергается, то, по крайней мере, применяется бездоказательно. Борзые собаки и понтеры не составляют действительного доказательства, потому что их особенности обязаны своим происхождением искусственному подбору более, чем какой-либо другой причине. Действительно, может существовать сомнение, употребляют ли борзые свои ноги больше, чем другие собаки. Собаки всех пород постоянно бегают, гоняются друг за другом и тем приобретают проворство, и притом другие собаки чаще, чем борзые, которые не любят предаваться игре Случаи, в которых борзые упражняют свои ноги в охоте за зайцами, занимают лишь незначительное место в их жизни и могут сыграть только самую незначительную роль в развитии их ног. А затем, как же объяснить их длинные головы и остроконечные носы? Развились ли они также под влиянием бега? Структура борзых собак объясняется как результат, главным образом, подбора изменений, возникших случайным образом от неизвестных причин, иным же образом она объяснена быть не может. Еще более очевидна несостоятельность ссылки герцога Аргильского на понтеров и сеттеров. Возможно ли утверждать, что их органы обоняния упражняются более, чем соответствующие органы у других собак? Не все ли собаки упражняют в течение целого дня свое чутье, обнюхивая все вокруг себя и выслеживая животных собственного вида и других видов? Вместо того чтобы допускать, что у понтеров и сеттеров более упражняется чувство обоняния, следует, наоборот, утверждать, что оно упражняется значительно меньше, так как в продолжение большей части своей жизни они бывают заперты на псарнях, где изменение запаха, на котором они могли бы упражнять свое обоняние, совершенно незначительно Очевидно, что если воспитатели охотничьих собак с самых ранних пор обыкновенно производили выбор из щенков каждого помета, имевших наиболее тонкое обоняние (а несомненно, что щенки каждого помета оказываются различными между собою, как дети любой человеческой семьи) вследствие неизвестной комбинации причин, то существование таких замечательных свойств у понтеров и сеттеров может быть вполне объяснимо, между тем как другим способом их объяснить невозможно. Я охотно воспользовался бы сам этими примерами по отношению к своей аргументации, если бы они имели соответствующее значение, но, к несчастью, они его не имеют. — 269 —
|