|
Но на этой странице — я возвращаю вас к теме метеорита, аквариума — запах сырости повисает. Пока он остается загадкой для автора, для путника. Через несколько страниц делается шаг к разгадке, но неокончательной: почему-то этот запах вызывает у него в памяти комнату, где маленького мальчика принимал его богатый дядя, бонвиван, живущий свободной жизнью. Почему-то эта комната... Представьте себе угол мира холостяка в сознании ребенка. Смысл того, что увидел ребенок, находится в другом мире — в мире холостяка, дяди. А как это выглядит в мире ребенка? В мире ребенка эта комната почему-то вспоминается сейчас в связи с запахом сырости в Булонском лесу и — я делаю третий шаг, приближающий нас к действительному смыслу, который потом ненажимно еще через 300 или 400 страниц романа только появится. Такая же «перекличка» происходит в романе Пастернака «Доктор Живаго» — перекличка фонарей-встреч на разных станциях, смыслы которых расположены далеко один от другого, то есть расшифровка опять требует пути. Комната дяди называется комнатой женщины в розовом. А эта женщина — Одет, которая потом появляется на других страницах романа, есть любовь Свана — весьма существенное архетипическое событие в жизни молодого Марселя, которое задало ему прототип его собственной любви, потому что так, как Сван любил Одет, наш герой будет любить Альбертину и проходить те же самые магнитные линии сцеплений и страданий в своей жизни. Но пока мы находимся в детстве — там, где в аквариум входит рука; женщина в розовом, Одет, которая появилась перед маленьким Марселем, неся с собой все очарование женщины как таковой. Это — прототип женского очарования и его тайны. Значит, если сырость — это комната у дяди, и если комната в действительности — это женщина в розовом, то ясно, что раздражающее качество (знак, знамение) — образ сексуальной жизни. В запахе сырости заложен весь сексуальный мир нашего героя. Этот знак ему это говорил, а он-то этого не мог расшифровать. Он сделал один шаг — ассоциировал это с комнатой дяди. Но вернемся к начальной точке нашего движения... если сможем, конечно, потому что это уже акт большого ума — суметь смоделировать начало пути образом и ситуацией полного незнания при отсутствии готовых ответов, готового мира. Повторяю, запах сырости, понятый как запах уборной, есть связка в готовом мире; она не содержит в себе смысла того, что на самом деле я переживаю. Значит, в этом пункте мы имеем одну простую вещь: в действительности мир устроен таким образом, что он не определен до того, как мы поставим себя в точку восприятия мира. Там он доопределится и будет тем или иным. А это предполагает что есть некоторый вечный акт, который совершается во времени, как бы не имея результата, не имея конца... Я уже начал туманно изъясняться и почти перешел от Пруста к введению в философию, но я постараюсь это разъяснить. — 5 —
|