Впечатления о Советской России

Но есть еще одно впечатление, пожалуй, более яркое и выразительное. Конечно, можно предварить, что коммунизм в какой-либо форме может быть смыслом нынешнего “перехода”, сколь бы ни были незначительны свидетельства его действительного существования. Но невольно возникает такое чувство, что если коммунизм вообще когда-нибудь возникнет, то не в силу реализации выработанной и превращенной ныне в стереотип формулы марксистской философии, а в силу того, что нечто подобное ему созвучно людям, которых революция пробудила к осознанию самих себя, и он будет создан именно в той форме, которая будет продиктована их собственными желаниями. И если он потерпит неудачу, то это произойдет потому, что пробужденные революцией силы слишком стихийны и неуправляемы, чтобы приспособиться к формуле, созданной на основе теоретических положений, которые к данной ситуации не имеют непосредственного отношения, кроме одного, возможно, обладающего безусловным значением, — положения о необходимом “законе” исторического изменения.

В любом случае коммунизм, если судить по тем впечатлениям, которые оставляет Ленинград, расположен в весьма отдаленном будущем. И не потому, что нынешние руководители рассматривают современную ситуацию как лишь первый шаг к нему, а потому, что в экономике преобладает товарно-денежная система во всех ее проявлениях. Мы нередко размышляли над тем, какими бы были наши впечатления, если бы мы приехали в Ленинград, ничего не зная о свершившихся там событиях и не строя никаких прогнозов относительно его современного экономического положения. Конечно, нельзя было полностью лишить себя уже имевшихся предположений, чтобы ответить на все вопросы. И тем не менее я почувствовал, что по сравнению с действительным психологическим и нравственным отличием сложившейся здесь ситуации от ситуации во всем остальном мире, экономическое положение мало чем отличается от положения в любой европейской стране, не возродившейся от обнищания — следствия международной и гражданской войны, блокады и голода.

Первым впечатлением было впечатление бедности, но не в смысле непосредственной нужды. Это было скорее ощущение того, что все одинаково бедны, как будто бы коммунизм состоял в том, что все разделяют какую-то общую долю. Однако потребовалось не так много времени, чтобы глаз начал различать и существенные отличия. По одежде и манере держаться без труда можно выделить по крайней мере четыре класса или разряда, которые встречаются в любом крупном городе мира. Правда, крайности не так ярко обозначены, особенно на полюсах роскоши и крайней бедности. Классы сливаются друг с другом в гораздо большей степени, чем, скажем, в Нью-Йорке или Лондоне. Но различия все-таки явно присутствуют. Возле некоторых магазинов стоят длинные очереди, особенно возле тех, где продаются продовольственные товары, но нигде нет признаков отчаяния. Люди хорошо выглядят. Театры, рестораны, парки, места для развлечений, стоят не дешево, вместе с тем заполнены людьми. В витринах магазинов множество товаров, которые можно увидеть повсюду, хотя их качество больше ассоциируется с дешевыми распродажами. Детские игрушки и недорогие украшения привлекают, как и везде, большие толпы народа. Вероятно, все имеющиеся деньги, — а я уже говорил о том, что в стране если не в количественном, то в качественном отношении существует чисто денежная экономика, находятся в свободном обращении.