|
Наконец Игорь вставил заупрямившийся диск. По лицу его текли слезы, но он не замечал их, потому что они были последними. А немецкие автоматчики уже открыто и неторопливо шли по полю боя, в упор расстреливая раненых. А на мосту опять ремонтировали гусеницу «тигра». Но Игорь Суслин больше не смотрел на мост. Теперь он бил короткими очередями по автоматчикам, и после двух попаданий немцы наконец–то засекли его, упали в снег и открыли по Суслину огонь из всех автоматов. А он и не думал больше об укрытии. Он стрелял и стрелял, пока страшный удар в голову не швырнул его на противоположную стенку окопа. Анна читала стихи: Отцов не убивают на войне Ни пулей, ни осколком, ни снарядом. За немоту любимые вдвойне, Они шагают с нами рядом. Отцов не убивают на войне… Немецкие автоматчики продолжали ходить по полю. После того как навсегда замолчал автомат Суслина, слышались только их очереди. В тяжелораненых и даже в мертвых. Окровавленный Глебов осторожно закапывался в снег. Автоматчики еще не дошли до него, хладнокровия у него хватало, правда, силы уже были на исходе. И поэтому он не торопился. Только вдруг он увидел, что из недалеких кустов на него смотрит перепуганная девочка в большом платке и огромных валенках. И немцы увидели девочку. Двое автоматчиков направились к ней, проваливаясь в подтаявшем снегу. — Валя, беги!.. — что есть силы закричал Глебов. — Беги!.. Из последних сил он встал на ноги. — Здесь я, гады!.. Здесь!.. И выпустил в автоматчиков длинную очередь. Руки дрожали, по лицу текла кровь, и он вряд ли попал в кого–либо. Но немцы, забыв о девочке, бежали теперь к нему, ожесточенно стреляя на бегу. Они были точнее. Глебов выронил автомат, вскинул, падая, руки, но сквозь пот и кровь увидел… … первые «тридцать четверки» на гребне возле Ильинки… — Так погиб последний, — тихо говорила Валентина Ивановна. — А я тогда сознание потеряла. Очнулась в избе: наши солдаты принесли… Она вздохнула, отерла слезы, подошла к угрюмо молчавшему племяннику Глебова. — Дай, Паша, я тебя поцелую. Это ведь твой дядя спас меня тогда. Павел Глебов вскочил, расцеловался с Валентиной Ивановной, снова сел. Суетливо зашарил по карманам, бормоча: — Я закурю, закурю, а? Как, артист, на тебя не повлияет, если подымлю тут, а?.. — Кури, Паша, — негромко сказал Мятников. — Если, конечно, хозяюшка наша не против. Валентина Ивановна молча покивала. И все закурили. Даже Мятников. И долго молчали. — А письмо, что просили меня отправить, я так и не отправила, — тихо сказала Валентина Ивановна. — Сперва болела долго, потом вроде как поздно было. Виновата, конечно, очень я виновата. — 344 —
|