|
Святкин скатился в окопчик командира взвода: — Калуга мой накрылся! Ко мне, видать, перебежать хотел… — «Пантеры»! — отчаянно крикнул Суслин. — Не видишь, что ли?! — Танки жечь мы сами будем, — отрезал Святкин. — Твое дело — за флангами следить, понял? Видишь, автоматчики по целине обходят? Держи фланги, лейтенант, а я за ружьем смотаюсь. Бронебойка моя у Калуги осталась… И выскочил из окопа. Резко били противотанковые ружья. Один из немецких бронетранспортеров загорелся, автоматчики попрыгали в снег. Шедший следом танк столкнул горящий бронетранспортер с дороги. Гулко рванули бензобаки. — Ай да мы, Хабанерочка, ай да мы с тобой!.. — Сайко подмигнул напряженно–серьезному Хабанееву. — Недолго музыка играла, недолго фрайер танцевал. Патрон!.. — Танки! — крикнул Хабанеев, вгоняя патрон в казенник бронебойки. — Танки на нас, Ваня!.. — Они эту «тигру» в речку хотят столкнуть, им мост нужен. Слушай, Хабанера, у тебя патефон был когда–нибудь? — Какой патефон? — не понял Хабанеев. — У меня тоже не было. Жалко, правда? Держи ружье. — Ты куда? — Я с этой стервой «пантерой» поговорю. А то ведь раздавят нас с тобой под танком и фамилий не спросят… Сайко сунул за пазуху ватника гранаты, выбрался из–под днища «тигра» и ловко пополз по кювету навстречу немцам. Ловя на мушку бронетранспортер и перезаряжая после каждого выстрела, Хабанеев искоса поглядывал на ползущего вперед друга. И даже не обрадовался, когда поджег еще один бронетранспортер: не до этого ему сейчас было… Сайко незамеченным подобрался к «пантере» на бросок. Привстав, швырнул гранату, но не упал, а вдруг согнулся, прижал руки к животу и, качаясь, пошел навстречу танку. На дороге грохнул взрыв. Сайко швырнуло в сторону, «пантера», заюзив и развернувшись, расстелила по дороге разорванную взрывом гусеницу. — Ваня!.. — закричал Хабанеев. — Ай Ваня мой, Ваня!.. Плакал у обелиска профессор Сайко. Стекла очков его запотели, и он едва различал сквозь них расплывшиеся лица окружа–ющих. Повторялся и повторялся душераздирающий крик Хабанеева: — Ваня!.. Ай Ваня!.. Ваня мой, Ваня!.. Хабанеев стрелял, крича и плача. Всхлипывая, размазывал по щекам слезы, которые мешали целиться. Сбитыми в кровь пальцами заталкивал очередной патрон в патронник и снова ловил цель. Он стрелял так ожесточенно, что не слышал, как открылся люк в днище танка, не видел высунувшейся оттуда головы в черном шлеме и руки с парабеллумом. Он даже не расслышал тех выстрелов, которыми его расстреляли в спину… — 341 —
|