|
Падайте листья, пригибайся ствол – к земле, к земле! Уходи в землю, старый дурак, нечего тебе шамкать о каких-то любимых и любящих женщинах, – кто тебя, корявую колоду, мог поцеловать? – Да ведь целовали же! Целовали! Ну, вот еще, ей-богу, целовали… И как! Бедные старики. Не старик я, а буду стариком. Богатая у меня фантазия, роскошная фантазия! Вот захочу сейчас, закрою глаза, да и представлю себе, ясно, как на солнце, – отрывок, огрызочек моей старческой жизни. Слушай, читатель. Кхе-кхе… * * *Шелковыми волосами, нежной щекой трется о мою заскорузлую, жилистую руку внук Костя, Саша или Гриша, как там его заблагорассудят назвать нежные родители. – Дед, – говорит Костя, – что ты все спишь да спишь… Рассказал бы что-нибудь. Эх, ты!.. А еще мамка говорит, что писателем был. Мои потухшие глаза чуть-чуть загораются. – А ведь был же! Ей-богу, был! Помню, выпустил я как-то книжку «Веселые устрицы». Годов тому поди пятьдесят будет. Один критик возьми и напиши: «Этот, говорит, молодой человек подает надежды…» – Подал? – спрашивает внук, с любопытством оглядывая морщинистого «молодого человека». – Что подал? – А надежды-то. – А пес его знает, подал или не подал! Разве тут было время разбирать? Да ты сам взял бы какую книжку с полки, да почитал бы дедову стряпню, хе-хе-кхе… Кхе! – Ну ее, – с наивной жестокостью детской ясной души морщится внук. – Еще недоставало чего! Почитать… Ничего я там не пойму. А у меня уже и самолюбия авторского не осталось. Все старость проклятая выела. Даже не обидно. – Ну, чего ты там не поймешь? В мое-то время люди все понимали. Неужто уж умнее были? – Нет, непонятно, – вздыхает внук. – Вдруг сказано у тебя там: «Приятели чокнулись, выпили по рюмке водки и, поморщившись, поспешили закусить. „По одной не закусывают, – крякнул Иван Иванович…“» Ни черта, дедушка, тут не разберешь. – Вот те раз! Чего ж тут непонятного? – Да что это такое водка? Такого и слова нет. Молодостью повеяло на меня от этого слова – водка. – Водка-то, такое слово было. – Что же оно значит? – А напиток такой был. Жидкость, понимаешь? Алкогольная. – Для чего? – А пить. – Сладкая, что ли? – Эва, хватил. Горькая, брат, была. Такая горькая, что индо дух зашибет. – Горькая, а пили. Полезная, значит, была? Вроде лекарства? – Ну, насчет пользы – это ты, брат, того. Нищим человек от нее делался, белой горячкой заболевал, под заборами коченел. — 4 —
|