|
– За… зачем же сорочку?.. – А как же! Вы, вероятно, знаете, что самый некрасивый жест на сцене – когда артист нелепо взденет руки кверху. Это жест, от которого не могут отвыкнуть самые лучшие актеры… И вот есть средство, которое помешает вам сделать это. Я взял два больших куска треса[1] из бухгалтерского запаса и, намочив их обильно лаком, положил обнаженному дебютанту под мышки. Он был изумлен чрезвычайно. – Представьте, что я этого не знал!!. – Как же! Теперь одевайтесь… Так как вы должны дать тип очень полного человека, то вам нужно надеть, по крайней мере, трое брюк… Вот так! Теперь четыре или пять сорочек дадут вам необходимую полноту верхней части тела. Пыхтя и отдуваясь, он натянул все предложенное мною и, с мужественным видом, стал ждать, дальнейшего. – Что-то мне кажется, что вы все еще худоваты… Правда сверху будет зимнее пальто, но этого мало. Вот что… У нас есть зипуны из бытовых пьес… Я могу подобрать парочку на ваш рост… А сверху пальто! Правда, будет душновато, но для типа… И потом, это жертва святому искусству! Как? Вы говорите – сапоги очень жмут? Ага! Это потому, что они тесные. Ну, потерпите! Это тоже жертва… не так ли?.. Его оживление стало пропадать, и он уныло согласился со мною. Через пять минут передо мною стояло ужасное чудовище необъятной толщины. От тяжести одежд оно качалось на ногах, как тростинка, и пот стекал с пылающего лица обильными ручьями. – Теперь я вас загримирую… Садитесь. Он беспомощно заморгал глазами. – Дело в том… Что я не могу сесть!.. – Ага! Вам мешает пальто, – догадался я. – Ну, это можно сделать стоя. Натянувши на него громадный рыжий парик, я вынул карандаши и стал без толку, первыми попавшимися цветами, разрисовывать его лицо. Он любовался на себя в зеркало и вдруг в ужасе воскликнул: – Послушайте, зачем же вы мне нос намазали зеленым?.. Я снисходительно улыбнулся. – Вы, вероятно, не знаете, дорогой мой, что со сцены зеленый кажется розовым. Это вина проклятого электрического освещения… Но мы уже приспособились к этому! По той же причине я вам щеки сделаю светло-голубыми. Это придаст вам вид хорошо пожившего человека. Он благоговейно посмотрел на меня, и, смущенный, замолчал. Его шарообразная фигура в рыжем парике, с размалеванным по-индейски лицом, производила убийственное впечатление. Я заклеил ему ухо тресом и облегченно вздохнул: – Готово! Теперь запомните: роль отца Хлестакова заключается в том, что он выходит, неся в одной руке персидский ковер, а в другой – кулек с винами и сахаром… Выйдя на сцену, он обращается к городничему сословами: «Получите обратно ваш ковер и эти купеческие подарки! Знайте, что Хлестаковы вообще, а мой сын в частности не берут взяток!!»… Каратыгин говорил эти олова так, что театр дрожал от рукоплесканий. Вероятно, и вы не ударите лицом в грязь?.. — 3 —
|