Божий инок

29

ким образцам, которые успел увидеть в детстве. Но в реальной жизни мечтам не оставалось места. Возникшие трудности и искушения не смутили Ивана, но усмирили воображение. Он понял, что только милость Божия будет ему оградой. И он просто по-детски стал молить и просить милости. Скоро все внешние дела были улажены. Но путь, на который хотел встать юноша, не предполагал отдыха. Началась таинственная учеба, где учителем был Промысл Божий. Нашествие скорбей и искушений через тех, с кем сводила его жизнь, не заставило себя долго ждать.

Большой неожиданностью для Ивана стало внезапно нахлынувшее очарование Москвой. Волнующая красота архитектуры, парков, дворянских усадеб и даже театров увлекла его и на время затмила былые мечты. Он был молод и, по его собственному выражению, франт. Начистив зубным порошком свои парусиновые туфли, он отправлялся гулять по Москве. Неизвестно, как долго продолжалось бы это увлечение, если бы его не пресекла старица, у которой жил Иван. Она решительно восстала против его поздних возвращений. Он и сам почувствовал опасность, грозящую ему. Не меньшее искушение ожидало его и на работе. Сотрудницы, молодые женщины, вольно и невольно смущали юношу и испытывали его целомудрие. Только ровное приветливое отношение ко всем да отзывчивость оградили Ивана от их посягательств. А почтительное всеобщее обращение к нему «Иван Михайлович» исчерпало это искушение. Сердце же Ивана успокоилось, в нем снова обитал монах. И этот сокровенный инок стал внимательно приглядываться к жизни, чтобы через собственную молодость, через чувства и мысли не дать вход бесовским ухищрениям. Старца сейчас при нем не было, его произволение испытывалось самой жизнью.

В этом же коллективе зарождались первые опыты исповеди: к нему шли за советом в скорбях, недоумениях, посвящали даже в тайны

30

своей семейной жизни. «Ой, что это мы перед тобой, как перед попом, разоткровенничались?» – говорили сотрудницы, когда вдруг вспоминали, что пред ними молоденький юноша.

Семь лет изо дня в день воспитывало его еще одно искушение. Старушка, которая приютила его, отгородив занавеской угол в своей комнате, постоянно предъявляла свои права к жильцу. Вместо привычного с детства понимания близких здесь было надоедливое требование внимания к себе одинокого человека. Это означало длинные разговоры, которые кончались раздражением и даже бранью. Тонкая занавеска, отделяющая мир юноши, хранящая его уединение, то и дело распахивалась, являя ему лицо старухи. Какая уж тут тишина и свобода! Только благодарность к старушке, в трудную минуту оказавшей ему помощь, сглаживала все эти, мягко говоря, неудобства. Позднее в помыслах он даже называл ее «старицей». Ведь это Сам Бог дал ее воспитателем будущему монаху. Ваня смирялся сам и утешал хозяйку в нехитрых ее скорбях. Она же, видя его неуязвимость, досадливо обзывала жильца «чурбаном с глазами», свидетельствуя о мере его терпения и о той работе, что невидимо в нем совершалась. Иван чувствовал помощь Божию, а не по годам трезвое внимание к происходящему учило его рассудительности. Особенно укрепляла его память сердца, хранящая благословения и напутствия от Божиих людей. Он жил непоколебимой надеждой на их предстательство, и спокойствие духа было ему наградой. В этот период в помощь произвольному послушнику Господь даровал единомысленных и едино-