|
Будда Голодные (но благородные) годыСледующие семь лет мастер странствовал от корпорации к корпорации в поисках ответов на свои вопросы. Сперва он обучался в группе аскетов, преданных идее Качества, которое, как они полагали в силу своего неустанного внимания к деловому процессу и пожеланиям клиента, выводит страждущего на путь к свободе и счастью. Будущий Будда освоил Качественный Процесс, но обнаружил, что за исключением кучки деспотов и маньяков, примостившихся на самой верхушке пирамиды, он мало кому приносит счастье. Всё это очень напоминало самый обычный бизнес, а посему он отправился дальше. После этого он столкнулся с группой профессиональных попрошаек, помешанных на биржевых манипуляциях. Какое-то время он полагал: там, где дух — в противоположность материи — представлен в своем наичистейшем виде, ему может открыться истина. Однако нигде за всю свою деловую карьеру не доводилось ему видеть большего смятения и страдания среди тех, кто отрабатывал свой хлеб не в должности председателя компании. Никакое надругательство над служащим любого ранга не считалось чрезмерно грубым и жестоким, если оно могло пробудить энтузиазм хотя бы в одном специалисте по финансовому анализу деятельности компаний на пару-тройку часов. Мастер двинулся дальше. Побывав на обоих побережьях, он провел некоторое время в ученичестве у тех, кто трудился под гнетом культа личности. Ему удалось незаметно понаблюдать за тем, что творилось в офисах компаний Диллера и Велча, Айзнера и Герстнера, Гейтса, Эллисона и Энрико. Он пришел к выводу, что счастье в них возможно, но, в конечном счете, слишком непрочно и недолговечно. Снова и снова молодой Артур сталкивался лицом к лицу с правдой жизни, которая лежит в основе всех трудовых судеб и гласит, что работа равносильна страданию, причем, как правило, за мизерное жалованье. И тогда он понял, что для того, чтобы разрешить проблему человеческого страдания, нужно найти принципиально новый ответ. В ходе своих поисков Артур испробовал все известные способы самоограничения. Для начала он отказался от каких бы то ни было развлечений (на которые обычно выделяется специальная статься расходов), полагая, что отсутствие удовольствий ведет к мудрости. За завтраком он лишал себя гранолы[1]. За обедом обходился без гарнира из нежных листьев салата. А на ужин не позволял себе ничего, кроме какого-нибудь чизбургера в местной забегаловке или куска пиццы из придорожной закусочной. Этот метод не принес никаких результатов, кроме несварения желудка. В конце концов он пришел к заключению, что в тяготах, вызванных отсутствием счета для расходов, заложено ощущение отказа от чего-то такого, что принадлежит человеку по праву, и что таким образом они лишь отвлекают искателя от предмета поиска. После этого он стал есть и пить как все нормальные профессиональные бизнесмены и летал первым классом только когда бизнес-класс был полностью забронирован. Снова и снова предавался он размышлениям (до тех пор пока окончательно не выбился сил), выискивая меч, который разрубил бы гордиев узел человеческих страданий, по крайней мере, с восьми утра до семи вечера (не считая Западного побережья, где рабочий день заканчивается раньше). И вот наступил день, когда ему все это до смерти надоело и он сказал самому себе: «Да ну его к черту!». В итоге, на тридцать седьмом году жизни он в одиночку отправился в пустыню в окрестностях Палм-Спрингса, где ужасно жарко, но при этом и очень комфортно, потому что жара там сухая и практически не ощущается по сравнению с более влажными климатическими зонами, где пот пропитывает одежду почти мгновенно. Здесь, в пустыне, он опробовал новые способы медитации, те, что особенно хорошо сочетаются с Бизнесом. Ведь если уж говорить начистоту, медитировать и достигать просветления куда легче, когда совершенно нечем заняться, а телевизионная антенна почти не ловит сигнал и вообще нет никаких лишних соблазнов, включая случаи, когда деньги сами просятся в руку. И вот однажды утром, с тяжелым сердцем, он отправился в пустыню, чтобы выкурить сигару, так как в наше время не осталось уже ни одного помещения, где разрешалось бы всласть подымить. Он сел под деревом и решил примириться с тем, что служба под чьим бы то ни было началом сопряжена с болью, и что с этим ничего нельзя поделать, кроме как бросить работу или научиться управлять этим неуправляемым процессом. Докурив сигару, Будда впал не то в транс, не то в некую разновидность комы, которая, однако, позволяла ему сохранять сидячее положение. Вечер сменился ночью, наступил новый день, а он все еще неподвижно сидел под деревом. Когда же на следующее утро он поднялся на ноги, которые, в противоположность переполняющему его чувству бесконечной внутренней легкости, онемели от долгого сидения, это был уже не тот профессиональный бизнесмен, что присел под деревом днем ранее. Он излучал силу, рожденную просветлением, а вместе с ней и способность освободить других мужчин и женщин от бремени страдания. Какое-то время Будда раздумывал, не забросить ли эту затею и не отправиться ли вместо этого в какое-нибудь увеселительное заведение. Он пребывал в отличном настроении, и вовсе не был уверен, что несчастные, погрязшие в жажде власти и наживы, смогут воспринять урок, который он собирался им преподать. Но он продолжал думать. К чему был весь этот поиск, если он не передаст свою мудрость дальше по цепочке? — 10 —
|