|
В момент высочайшего эмоционального напряжения, характерного для чувственного резонанса, индивид «мог поступить единственным возможным образом, который гарантировал его от опасностей, грозивших ему отовсюду»2. И эта единственная возможность заключалась в участии в коллективном действии на основе чувственного резонанса. «Оригинальность и своеобразие, допущенные им в отправлении элементарных человеческих функций были чреваты роковыми последствиями и для него и для всей общины. Вот почему основная задача культуры, заменившей ин- 1 См.: Симонов П.В., Ершов П.М., Вяземский Ю.П. Происхождение духовности. - М., 1989. - С. 10-39. Неомарксизм и проблемы социологии культуры. - М.., 1978. -С. 340. 13 Глава 1. ПРОИЗВОЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ КАК ФИЛОГЕНЕТИЧЕСКОЕ стинкт в качестве непосредственной родовой функции заключалась не столько в том, чтобы индивидуализировать поведение людей, сколько в том, чтобы стандартизировать его»', сделать соответствующим формирующейся социальности. Поэтому «первейшими и простейшими формулами культурного "опосредования" природы были многочисленные и разнообразные запреты (табу), регламентировавшие те элементарные "витальные влечения", которые не сдерживались никакими человеческими установлениями»2. Так на основе регламентации и стандартизации осуществлялось очеловечивание произвольного действия, его превращение в исходно генезисно-человеческую силу. Эта регламентация лишь определяла русло очеловечивания, устремляясь в которое под влиянием опасностей, произвольное действие (из-себя-действие) само себя преобразовывало. Первоначально чувственные резонан-сы, видимо, были ситуативны и хрупки, ибо основывались на природных началах альтруизма и взаимопомощи не в меньшей, если не в большей степени, чем на протокультурных образцах поведения и протополитических процедурах согласования действий (последние происходили с чужаками, инородцами, вне рода). Именно поэтому, культура как механизм произ-ведения индивидами себя, «выражавшая не только приспособление природы к нуждам человеческого рода, сколько приспособление к природе, причем осуществляемое в крайне узких рамках, неизбежно должна была вылиться в форму ритуала, строжайшим образом регламентирующего каждый человеческий поступок»3, направляя его в русло социального. Иначе говоря, первым актом человеческой свободы был запрет, положенный человеком себе самому. Это была «свобода от» природы и «свобода для» общества, культуры. Но эта строжайшая регламентация заключалась, по сути дела, в принуждении ничем не стреноженных эмоциональных антропоидов к коллективному самовыражению и не утверждала превосходство одного над другим. — 11 —
|